Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

В отличие от модели, принятой у коренных народов, Конституция, написанная Отцами-основателями, допускала рабство и частную собственность, а также исключение женщин. Но, подобно своему прототипу, Конституция стала радикально противоположным отражением любой системы управления в Европе, от Древней Греции до Великой хартии вольностей: она сосредоточила власть в руках народа, создала несколько уровней совещательных кругов местного и федерального значения, разделила военную и гражданскую ветви власти и упразднила монархию и преемственность. Думается мне, американцы должны по крайней мере сказать «спасибо».

Но вместо этого нам внушили, что демократию придумали в Древней Греции – несмотря на то, что там существовало рабство, а женщины не считались гражданами либо их гражданские права ограничивались классом, и не только.

Как иронично заметила одна женщина из коренного племени, когда в 1970-х годах индейцам читали лекцию о демократии: «Мы, индейцы, должно быть, единственные из граждан этой страны, кто по-настоящему понимает вашу форму правления… потому что она скопирована с системы Конфедерации Ирокезов»[92].

III

Если до участия в хьюстонской конференции я могла бы гордиться этническим многообразием состава Женского фонда при редакции журнала «Ms.», то после мне стало казаться упущением то, что среди участниц не было ни одной представительницы коренных народов.

Вот почему я начала плотно сотрудничать с четырьмя женщинами, вступившими в наши ряды в 80–90-х годах, и с тех пор мы продолжили наше неформальное сотрудничество. Каждая из них могла бы добиться успеха в любой области, но выбрала для себя образ жизни, который по общепринятым стандартам считался социально отчужденным и нищенским. У каждой из них был по крайней мере один родственник-индеец и один неиндеец, и это также давало дополнительные шансы на успех. Их решение остаться в строю и продолжить борьбу свидетельствовало о том, насколько важны для них родственные узы и простое тепло общения, баланс всего сущего и тесная связь с природой.

А для меня важнее всего было то, что в их обществе я ощущала невероятную степень понимания и надежду на счастливый исход.

Присутствие Райны Грин сделало наши собрания еще более оживленными. Ее принадлежность к культуре чероки и опыт в области фольклора и антропологии в рамках Программы поддержки американских индейцев при Смитсоновском институте Вашингтона обогатили нашу деятельность и позволили расширить ее охват. Не последнюю роль сыграло и ее простое и искреннее чувство юмора. Благодаря ей я узнала о Трикстере – персонаже мифологии коренных народов, жулике и искателе приключений, которому нипочем преграды и препятствия. В отличие от Шута и Клоуна, стоящих в самом низу иерархии и выживающих только благодаря своему умению рассмешить короля, Трикстер – свободен, сама его сущность парадоксальна, и смех вызывает именно его беспечность перед лицом преград; этот смех открывает дорогу священному. Многие коренные народы твердо убеждены, что не может быть молитвы без смеха. А поскольку Трикстер иногда предстает в обличье женщины и является духом свободы и вольных странствий, то, узнав о нем, я поняла, что наконец нашла свой тотем[93].

Всякий раз, когда мне или другим участникам наших встреч приходилось искать объяснение какой-либо несправедливости, длящейся уже много поколений, или же делать очевидные выводы с видом первооткрывателей, чувство юмора Райны помогало восстановить равновесие. Выходя из состава членов правления фонда, где она проработала пять лет, она оставила после себя емкое высказывание, которое я поняла лишь спустя некоторое время: «Феминизм – это память». Понять значение этих слов в полной мере мне помогла Пола Ганн Эллен, которая сказала: «Феминистки очень часто уверены в том, что никто и никогда не жил в таком обществе, где женщина обладала бы реальной силой и эта сила была бы в основе социальных норм и общего уклада цивилизации. За свою неосведомленность феминистическое сообщество часто вынуждено платить… общей путаницей, разобщенностью и огромным количеством потерянного времени»[94].

Основываясь на этом суждении, она делала совершенно простой и в то же время потрясающий вывод: «Корень угнетения – в коллективной амнезии».

Потом пришла Вильма Мэнкиллер, которой я восхищалась еще до того, как мы познакомились лично. Она была первой женщиной, ставшей заместителем вождя племени чероки, а два года спустя, в 1987 году, – первой женщиной-вождем современного мира.