Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

По случаю приезда Маккарти в город четверым из нас на добровольной основе было поручено провести с ним интервью и написать колонку в воскресный выпуск о его кампании в Нью-Гемпшире. Мы встретились в его люксе, в отеле «The St. Regis» («Сент-Реджис»), с уже готовыми списками вопросов по ключевым темам. Однако с таким же успехом мы могли остаться дома: о чем бы мы ни спрашивали, Маккарти просто поворачивался к своему референту и просил его найти одно из своих старых высказываний. На протяжении всей беседы он был холоден и сух. В отличие от Бобби Кеннеди, Маккарти не волновало, знаем мы ответ на вопрос или нет, он на него уже отвечал и повторять не собирается. Это странное интервью стало еще более странным, когда он внезапно запретил нам писать о Вьетнаме. Почему? Потому что Нью-Гемпшир – это «штат ястребов»[49].

Справившись с потрясением, мы все же возразили, что его протест против Вьетнамской войны и есть основная причина симпатии избирателей, в особенности для молодежи, работающей волонтерами в Нью-Гемпшире. Некоторые из них даже состригли свои длинные волосы хиппи под лозунгом «Очистись для Джина». Наконец он разрешил нам упомянуть Вьетнамскую войну, но только если сразу после этого мы напишем о том, что он выступает в поддержку льгот для ветеранов. К концу интервью он стойко напоминал мне сотрудника «Household Finance» («Хаусхолд Финанс»), который долго слушал, как мой отец умолял выдать ему кредит, потом откинулся на спинку кресла, сложил кончики пальцев домиком и просто сказал: «Нет».

Вслед за внезапным появлением в Нью-Гемпшире Маккарти Бобби Кеннеди объявил о том, что все-таки намерен баллотироваться в президенты. В свою очередь, действующий президент, смущенный этим внезапным заявлением малоизвестного сенатора из Миннесоты, потряс всю страну, объявив, что не будет выдвигать свою кандидатуру на второй срок. Теперь, когда Бобби Кеннеди был единственным серьезным противником, целью кампании Маккарти стало изобразить его как оппортуниста, спасовавшего перед «снегами Нью-Гемпшира».

Его отсутствие на предварительном этапе выборов свело на нет все достоинства – точно так же, как присутствие Маккарти в Нью-Гемпшире нивелировало все его недостатки.

Я все еще работала волонтером в штаб-квартире кампании Маккарти, но теперь было мало просто поддерживать его как кандидата – нужно было одновременно выступать против Кеннеди как человека. Между людьми, которые всегда ладили и во всем соглашались друг с другом, стали возникать острые социальные разногласия. Друзья не разговаривали, общие цели были забыты, а слухи о том, кто перешел на чью сторону, внезапно стали обрастать сочными подробностями и деталями – совсем как сплетни об интрижках в более мирное время, но с куда меньшим уровнем терпимости.

Спустя четыре десятка лет я снова вспомнила эту атмосферу болезненного напряжения, когда сторонники Хиллари Клинтон и Барака Обамы разделились по той же причине. И хотя эти два кандидата намного чаще сходились во мнении по ключевым вопросам, чем Маккарти и Кеннеди, и в целом скорее симпатизировали друг другу, в отличие от Маккарти, который презирал Кеннеди и считал его неправедным католиком, – Обама стал лицом будущего, подобно Маккарти после Нью-Гемпшира, а Хиллари – олицетворением прошлого за то, что носила фамилию одного из бывших президентов, как и Бобби Кеннеди.

Разумеется, в этой параллели было одно существенное «но». Бобби Кеннеди не был «прошлым» для подавляющего большинства чернокожих и латиноамериканских избирателей. Для них он был символом надежды. Те же, кто разделял представления Маккарти о «будущем», в основном были белыми и отнюдь не бедными. Кроме того, ни Маккарти, ни Кеннеди не были воплощением глобального исторического прорыва, в отличие от Хиллари Клинтон и Барака Обамы. Их политическая линия была настолько органичной, что трудно было представить, что однажды она может претерпеть какие-то резкие метаморфозы – вроде тех, что постигли политику Юджина Маккарти, когда тот решил поддержать Рональда Рейгана в борьбе против Джимми Картера, чем потряс стареющих идеалистов, «очистившихся для Джина».

Но в каждой эпохе сильные чувства, испытываемые в связи с уровнем социальной справедливости дома и непопулярным военным конфликтом за рубежом, привели к возникновению кандидатов, похожих по сути, но различных по форме и стилю развязывания конфликтов между ближайшими союзниками.