В последующие годы мне предстояло увидеть, что мои прогнозы сбылись лишь наполовину. Тогда сам Никсон выступил в поддержку Поправки о равных правах и позволил Министерству юстиции поддержать гражданские права, как это сделал Голдуотер, а затем и Буш-старший. Но к приходу Буша-младшего никто из прежних кандидатов не смог преодолеть первый этап республиканских выборов. На них съехались огромные толпы избирателей – тысяч тридцать фундаменталистов и других белых ультраконсерваторов, многие из которых были демократами до того, как партия стала «слишком открытой» для черных, коричневых и прочих существ женского пола. Ни один из оставшихся либеральных или центристских республиканцев не мог баллотироваться с правой национальной платформой, разработанной такими людьми, как сенатор Джесси Хелмс – известный расист и бывший демократ из Северной Каролины, долгое время не соглашавшийся принять санкции против апартеида в ЮАР. Он одним из первых перешел из демократов в республиканцы, в знак протеста против Закона о гражданских правах 1964 года. Разумеется, не было места в партии и для президента Эйзенхауэра, который предупреждал об опасности ВПК.
Постепенно основное место в республиканской платформе и программе предварительных выборов заняли экономические и религиозные интересы, вытеснившие инициативы по достижению равенства по расовому, половому, классовому и сексуальному признаку[51]
. За время правления Клинтона их позиции укрепились, а при Обаме – тем более. Правое и, по всей видимости, популистское движение под названием «Чаепитие», поддерживаемое такими богатыми гиперконсерваторами, как братья Кох, сделало республиканскую партию настолько радикальной, что бо́льшая часть ее программы не поддерживалась в опросах общественного мнения даже самими республиканцами. Это, в свою очередь, послужило стимулом для некоторых демократов, которые стали более алчными и осмотрительными на пути к победе.Я наблюдала за тем, как женщины-республиканки, которые когда-то заявляли о том, что именно их партия первой поддержала поправку о равных правах, и в целом относилась к вопросам равенства намного лучше, чем демократы, – пополняли собой ряды беспартийных, или вовсе уходили из политики, или вынуждены были сносить нападки женщин-демократок, осуждавших их за то, что они вообще были республиканками.
Встречаясь с республиканками и беспартийными в организуемых мной кампаниях, я лишь пыталась им сказать: «Это не вы вышли из партии – это партия покинула вас. Забудьте о ярлыках и партийной принадлежности. Просто голосуйте за тех, кто борется за равенство».
Если до предвыборной кампании Беллы Абзуг 1970 года я только пробовала «наркотик» политики, то после нее подсела окончательно. Белла была первой женщиной, чью кампанию я организовывала. Умная, храбрая, невероятная; женщина, воплотившая в себе целое движение, в одиночку дерзнувшая баллотироваться в Конгресс от Манхэттена в то время, когда многие феминистки все еще выступали против Конгресса. Мы познакомились в середине 1960-х, на демонстрации против Вьетнамской войны у стен Пентагона, и тогда меня отпугнула ее дерзость.
Никогда прежде я не встречала женщины, которую так мало заботила необходимость походить на леди.
Позже, когда мы обе были волонтерами на выборах Джона Линдси на пост мэра Нью-Йорка, я смогла в полной мере оценить ее теплоту, доброту и опыт на политическом поприще. Вскоре я поняла, что моя первая реакция была моей проблемой, а вовсе не ее.
Познакомившись с Беллой поближе, я узнала, что она взялась за настолько непопулярное дело по защите гражданских прав, что вынуждена была ночевать на автобусных остановках штата Миссисипи. Ни один отель не соглашался сдать ей номер, и даже семьи чернокожих, при всей своей благодарности за защиту Уилли МакГи, чернокожего мужчины, обвиняемого в изнасиловании белой женщины, боялись поддержать ее, чтобы не навлечь на себя гнев общественности. Судебная комиссия – полностью состоящая из белых – после слушания продолжительностью в две с половиной минуты приговорила его к смерти, а Белла подала апелляцию, чтобы отсрочить исполнение приговора. Однако после восьми лет заключения его все же казнили – несмотря на протесты и заявления о невиновности.
Кроме того, она одной из первых выступила против проведения ядерных испытаний, а затем возглавила глобальное женское движение за мир. По иронии судьбы когда-то Белле отказали в праве выступать на Женской забастовке за мир. Ее имидж показался организаторам не вписывающимся в образ матери – несмотря на счастливый брак и двух дочерей.
В целом она стала ярким примером выхода из привычного шаблона кандидата и перехода в движения за социальную справедливость.
Она не просто отреагировала на общественное мнение, а изменила его. Не просто проследила, куда дует ветер, но сама стала ветром.