Моё собачье дело

Не могло одно маленькое животное вынести столько вины и мучений. На грани сердечного приступа я заснула. Жалкая и внутренне разодранная.

Вам кажется, что теперь я уже совсем переборщила с повышенным эмоциональном градусом? Что ж, тогда, боюсь, вам никогда не понять нас, собак. То, чему вы не предаете никакого значения, для нас может быть невероятной радостью или удушающим горем. Наш мир измеряется другими, более мелкими мерками. Я знаю, что наша жизнь длится несравнимо меньше вашей. Мне говорят об этом ваши дети, щенки, которые растут так непостижимо медленно, и все те вещи, которыми вы себя окружаете и которые явно не выросли на кустах в лесу. Если у кого-то есть время придумать и построить целый дом, машину или пианино, это значит, что жизнь этого кого-то должна быть практически бесконечной. Вы, люди, делаете такое, чего нам никогда не понять нашими ограниченными умами. Да-да, я не скромничаю и не прибедняюсь. Я знаю, и каждая собака знает, что ее хозяин, да любой волонтер или человеческий щенок — возвышенное существо, неподдающееся пониманию нашего разума и каким-то глупым догадкам. Мы любим музыку, наверное, вы не раз это замечали, если вы хоть иногда общаетесь с животными. Но только вы можете положить руки на клавиши или дотронуться до струн и пустить в свет это волшебство, уносящее любого слушающего в иные миры.

Вы загадка. И иногда трудно поверить в то, что вы вообще существуете, потому что вы очень отличаетесь от нас и других зверей. Но вы есть, это факт. И мы полностью в ваших руках. При всех ваших поразительных возможностях вы должны быть богами, любящими, щедрыми и добрыми. И когда вы бываете жестокими и злыми, это настолько не соотносится с нашим представлением о вас, что при любом малейшем намеке на то, что в этот раз вы не причините нам боль, мы с радостью снова бежим к вам.

Я не пытаюсь надавить на жалость или спеть дифирамб про ответственность. Я пытаюсь объяснить, что наша жизнь, вероятно, кажущаяся вам короткой и пустой, так же наполнена полетами искрящегося счастья и безднами мрака, как и ваша. Даже если измеряется это иначе.

Мои хозяева оказались намного великодушнее, чем я по отношению к себе. Ни меня, ни сеструху не отправили обратно в приют. Не буду говорить о том, что какое-то время ко мне относились настороженно и не так радушно, как прежде, потому что мне почти что стыдно оттого, что удар по спине оказался моим единственным наказанием. Сашка и вовсе забыла о случившемся уже на следующий день и снова усердно гоняла меня по квартире. Правда, теперь за нами бегал еще и кто-то из взрослых. К великому моему счастью, на Сашкином лице спустя какое-то время не осталось и следа того кошмарного вечера. Видно, и мне, и Сашке крупно повезло, и укус мой оказался скорее ударом, так что рана довольно быстро зажила… Хотела добавить, как на собаке, но юмор тут будет неуместен.

Вот так и прошла наша нелегкая адаптация к новой семье. В конце концов воцарились спокойствие и размеренность жизни. И это было прекрасно. Правда, долго наслаждаться прекрасностью нам не пришлось. Как будто кто-то только и ждал того, чтобы разгладились переполохи со мной и сеструхой, чтобы вылить на нашу семью ведро новых проблем. И поверьте, по сравнению с этим громом среди ясного неба наши собачьи выпады никому уже не покажутся особо существенными.

Глава 5 Собачий бизнес

Это случилось одним дождливым осенним днем. Как страшно звучит такое начало, не правда ли? Но смею уверить вас, что тогда я совершенно не понимала, что происходит, и бурная реакция наших хозяев на необъяснимые обстоятельства была для нас полной загадкой.

В тот день папа вернулся домой намного раньше обычного. Мне даже показалось, что он толком и не уходил. Ни мамы, ни детей дома не было, а мы с сеструхой отдыхали на диване от плотного завтрака. Мы даже не успели разлаяться, потому что никого не ожидали, а лаять просто так мы побаивались. Мало ли кто там лез в дом.

Папа был нервным и злым. Не раздеваясь, он отбросил сумку в угол и упал в кресло, изрядно наследив на ковре. Он пах кислой руганью, горьким отчаянием и сыростью еле сдерживаемых слез. Я навострила уши, в таком состоянии я еще ни разу его не видела.

Папа шумно втянул воздух и погрузил лицо с перекошенным ртом в ладони. Сеструха заерзала рядом со мной, спрыгнула на пол, повиливая хвостом, подошла к папе и ткнула его носом в колено. Иногда она была непосредственнее и отважнее меня. Папа не обратил на нее внимания. Он вообще не двигался. Просто сидел, словно статуя, целую вечность. Мы с сеструхой сначала походили вокруг него, пытаясь хоть немного развеселить, но потом поняли, что дела плохи, и решили предаться ожиданию мамы под лестницей. Дождь на улице все лил и лил.

Как только мама вошла с Сашкой в дом, было уже понятно, что она еще на улице что-то заподозрила. «Машина, — подумала я. — Она увидела машину…» Сашка же была в отменном настроении. Она бросила сапожки и пальто прямо на пол и ускакала наверх, мимолетно стукнув меня и сеструху по макушкам.