Молчание костей

– Что ж, он заслуживает этих денег. – Квелл наклонился и раскрыл свой мешок. – Так, мне нужна помощь. Я не умею определять номинал на ощупь… Надеюсь, когда ваш славный доктор освободится, он окажет мне любезность… Короче, позаботьтесь, чтобы капитан Сталлис получил свою награду. И не вздумайте его обсчитать!

– Что за оскорбительные намеки! – Адрана порылась в мешке. – Пистоль в тысячу мер, если не ошибаюсь. – Она бросила монету в люк, и та со звоном упала перед Сталлисом.

Парень смотрел на нее с недоверием, но в то же время с жадным интересом, который не мог полностью скрыть.

– Еще, пожалуйста, – сказал Квелл.

– Моя очередь. – Фура склонилась над своим мешком. – Ого! Нынче твой счастливый день, Инсер: десять тысяч мер! Я нечасто такие видела. Даже неохота отдавать.

– Но придется, сестра.

– Конечно, дорогая.

Фура бросила пистоль, и он лег рядом с первым. Теперь настала очередь Адраны. Она достала монету в тысячу мер.

Груда медленно росла. В мешках преобладали пистоли невысокого номинала, но хватало и дорогих монет, и вскоре общая сумма достигла пятидесяти тысяч.

– О, Квелл, взгляни-ка! – взволнованно проговорила Адрана. – Они начинают светиться!

– У меня нет глаз, капитан.

– Какая жалость! Тебе стоило бы посмотреть, как они блестят и пульсируют. Ты тоже это видишь, Фура?

– Невозможно не заметить, сестра.

– Прелестное зрелище. Милое и чарующее.

– Так уж и чарующее? – проворчала Фура. – Перед Корректировкой ходили слухи, что любые пистоли, собранные вместе в достаточно большом количестве, слегка светятся. Тогда это относилось к действительно большому количеству – наверное, больше, чем хранилось в любом банке, – но потом случилась Корректировка и процесс значительно упростился.

– Ты права, конечно, – сказала Адрана, – а меня подвела память. Но ведь это не единственное, что произошло после Корректировки, верно же?

– Несомненно, – кивнула Фура.

– Продолжайте расчет с этим разумником, пожалуйста, – сказал Квелл.

Адрана бросила в камеру пистоль.

– Не очень-то это гуманно, Квелл, – мы даем ему надежду, что он сможет оставить эти деньги себе. Вы же не хотите, чтобы это случилось?

– А почему я не могу этого хотеть? – изобразил удивление Квелл. – Парень заслужил. Пусть тратит, мне-то что.

Сталлис оглаживал ладонями образовавшуюся груду. Сияние стекало по его пальцам, как мед. Потревоженные пистоли не выказывали желания вернуться на прежнее место, но и покидали его неохотно.

– Я в твоих руках, Квелл. Если у тебя нет намерения отпустить меня, стоит закончить розыгрыш.

– Деньги твои, можешь оставить их себе. – В голосе Квелла вдруг появилась жесткость. – И я позволю тебе уйти с ними, не сомневайся.

Они уже возвращались на уровень улицы, когда на верхней площадке одной из подземных лестниц появился мозаичник. Это был Стопор – тот, чей голос напоминал звук номеронабирателя.

– Квелл… ты нарочно… прячешься, чтобы… остальным пришлось… взвалить на свои плечи… все трудные решения?

– Отличная идея! Стопор, боюсь, ты еще пожалеешь о том, что подсказал мне спрятаться. – Тут Квелл кое-что уловил, и его настроение мгновенно стало серьезным. – В чем дело, друг? Новые неприятности от эскадры?

– Инкассаторы… нас не тронут, Квелл… В этом и состоит… проблема. Ты ничего… не почувствовал, когда… был внизу, в тюрьме?.. Мир снова движется.

Сестры переглянулись.

– Я не просил Тазакнакака провести вторую демонстрацию, – сказал Квелл. – Думал, одной более чем достаточно.

– Возможно, – сказал Стопор, – тебе следует… рассказать об этом… миру. Новость… на всех мерцальниках… и трещальниках… Теперь ничего не скроешь. Мы… ускоряемся уже добрых… полчаса, а щелкуна… даже не было в… пещере. Этот двигатель, который он… так любезно… запустил для нас… Ну, похоже, штуковина решила… снова поработать… ради собственного удовольствия.

Так все и началось.

Не прошло и часа после запуска двигателя, как Квелл, сестры Несс, сам щелкун и те, кто к ним присоединился по пути, в том числе Мэбил и Бранка, а также несколько инопланетян и роботов, поспешили в окутанный паром сводчатый зал очистительной станции, откуда они спустились на лифте в пещеру, где наполовину обнажились компоненты двигателя. Фура восприняла все это с нарочитым равнодушием, видя озабоченность сестры и стараясь не выдавать страха, хотя какая-то более мудрая часть ее разума была потрясена масштабом и очевидной древностью увиденного. К тому времени Фура переварила основные сведения, сообщенные Квеллом, – о том, что подземные воды медленно выточили эту пещеру, – и ни в чем не усомнилась, хотя предпочла отбросить предположения и теории, которые наверняка вскоре опровергнут.

Что Фура знала наверняка: щелкун привел двигатель в действие и тем спас ей жизнь, но потом двигатель успокоился либо из-за какого-то зашитого в его разум рефлекса (подобно тому, как останавливается трамвай, если водитель не нажимает на педаль с определенной регулярностью), либо потому, что щелкун воспользовался своим талантом, чтобы вернуть двигатель в спящий режим. Все были удовлетворены таким положением дел, но теперь это казалось опрометчивым.