Молчание костей

– А Лагганвор? – спросила она, стараясь не показать, что ее волнует ответ. – Он вернулся вместе с тобой?

– Наш джентльмен сказал, что хочет несколько минут полюбоваться звездами и Собранием, так что я оставил его снаружи. Но осмелюсь предположить, что он скоро придет.

– И я того же мнения. – Адрана предложила Ласлингу сесть напротив и вложила ему бокал в пальцы, покрытые свежими ссадинами. – Спасибо за работу. Каждый сэкономленный час в пути выгоден нам… и моей сестре тоже.

Ласлинг посмотрел на колыбель, где тихо дремал Тазакнакак, приходя в себя после ремонтных работ, проделанных Вугой.

– Надеюсь, пассажир стоит таких хлопот. Мало кто способен рискнуть своей шкурой, вмешиваясь в дела пришельцев. Он идет на поправку?

Адрана ответила осторожно:

– Насколько это доступно пониманию любого из нас. Только Тазакнакак сможет сказать наверняка, когда наконец придет в себя. Однако я надеюсь на лучшее. Идея насчет быстрого стекла была блестящей. Если резонансная камера не повреждена, Тазакнакак сможет без труда формировать звукообразы и общаться на нашем языке. Щелкуны очень хорошо говорят, им это дается гораздо легче, чем ползунам.

– А те, кто проделал в нем дыры? Они имеют какое-то отношение к Инсеру Сталлису и его эскадре?

– Сойдемся на том, что ни одна из сторон не принимает близко к сердцу наши собственные интересы. – Она кивнула и продолжила с воодушевляющей интонацией: – Но у него есть сила духа, и у тебя тоже, раз тебя не сломила травма.

Он беззаботно махнул рукой:

– Когда мы доковыляли до причала в Ишимваре, со мной уже все было в порядке.

– А боль, которую ты все еще испытываешь?

– Напоминает о том, что я выбрался из шарльера, а Монсер и Айвз – нет. – На мгновение Ласлинг напрягся. – Я все еще слышу, как они кричат по ту сторону двери. Они не были ранены, но знали, что им не выкарабкаться. Не сомневаюсь, ради возможности прожить еще один день они пошли бы на убийство или согласились терпеть боль. Впрочем, боль – это сильно сказано. Обычно культи просто ноют или зудят.

– Мешая тебе спать.

– Когда живешь достаточно долго, накапливается немало того, что не дает спать по ночам. У многих из нас есть несколько шрамов снаружи, но больше всего проблем доставляют те, что внутри.

– В это я могу поверить. У нас у всех жизнь нелегкая, даже если не брать в расчет пиратов и эскадры, от которых приходится удирать. Что привело тебя к шарльерам, если не секрет?

Его губы тронула улыбка.

– Слабость.

– Продолжай.

– Мне нравились азартные игры. С юных лет я этим занимался, и для меня не имело значения, какие делать ставки и с какими шансами на успех. Уличные фокусы с наперстками, карты и кости. Собачьи бега, хотя в моем мире это была редкость. Все, что могло бегать, прыгать или драться, могло стать поводом для пари. В конце концов я сам начал драться за деньги с любым, кто считал, что может меня одолеть, и я проливал кровь – почти всегда собственную – в каждом баре и бойцовском притоне от доков Рамера до ворот Фернакса. Покупал место на корабле, когда мог себе это позволить, и путешествовал зайцем, когда не мог. Повидал сотню миров и помаленьку научился парусному делу. Но я не мог завязать с азартными играми и продувался снова и снова. Я обокрал или обманул всех своих друзей, заплатил злом за все оказанное мне добро. Я был ходячей развалиной: жить не мог без грога, после драк лечился у коновалов, которые тоже не вылезали из бутылки, зубы мои – те, что еще не выбили, – выглядели как надгробия. Ко мне призраки приходили даже днем, что уж говорить про ночь… Мой последний настоящий бой прошел где-то рядом с Конъюгатами. Воспоминания такие расплывчатые, что я даже не могу сказать, когда и где конкретно это было. – Он печально и самоуничижительно покачал головой, события вызывали у него изумление и отвращение. – Но я хорошо помню разумника, которого спровоцировал. Его я никогда не забуду, потому что он, можно сказать, спас меня. В нем не было ничего особенного, просто тощий коротышка – кажется, соплей перешибешь. Но как же он дрался! Такого бойца я ни до, ни после не видел. Его звали Пейли, и он был оценщиком на корабле под названием «Любовница полуночи». Не то чтобы я знал об этом, когда он смывал кровь с моего лица и бил меня по щекам, пока у меня не перестало двоиться в глазах. Он обшарил мои карманы в поисках призовых денег и обнаружил только мелочевку. Должно быть, он испытывал скорее жалость, чем омерзение. Он усадил меня на крыльцо перед баром и влил мне в горло кружку холодного кофе. Потом спросил, что я делаю со своей жизнью.

– И как ты ответил?

– Что есть у меня жажда, которую невозможно утолить. Пейли кивнул и сказал, что ему это знакомо. Затем удивил меня, заявив, что я не изменюсь и что с этим нужно смириться. Вопрос только в том, как мне быть с этой жаждой. Если продолжу в том же духе, объяснил Пейли, скоро у меня не останется ни зубов, ни целых костей, зато будет немалый шанс встретить другого дохляка вроде него, только не склонного сдерживаться. Я засмеялся, но он был серьезен.

– Он мог убить тебя?