Молчание между нами

– Но оно не прекратится, пап! Я думала, уж ты-то сможешь меня понять. Ты же всегда говорил своим ученикам быть смелее, не бояться заявлять о себе. Что, ко мне это не относится? – Я скрещиваю руки на груди.

– Они угрожают ее уволить, Йем. Мама может потерять работу. Как думаешь, что тогда станет с нашей семьей?

– Значит, ты врешь своим ученикам? Или тебе все равно, что будет с ними и их семьями?

Папины глаза вспыхивают. Он делает шаг ко мне.

– Думай, что говоришь, Мэйбелин.

– Мама найдет другую работу. С какой стати она вообще продолжает работать на приятеля мистера Макинтайра? Наверняка он тоже расист. – Я обхватываю себя руками.

– Мэйбелин, ты понятия не имеешь, о чем рассуждаешь. Ты думаешь, что найти работу так легко? – Мама сидит с идеально ровной спиной, вцепившись обеими руками в одеяло. Мне по-прежнему слышится какой-то писк. – Неужели ты совсем не думаешь о семье?

– Я сражаюсь за нашу семью!

– Ты очень молода, Мэйбелин. Ты не понимаешь, – говорит мама. Дурацкий бегемот снова в деле: я в очередной раз не оправдала ее ожиданий. – Мы не хотим, чтобы ты пострадала.

– Чтобы я пострадала? Или чтобы вы пострадали? – Моя ярость вспыхивает всепожирающим лесным пожаром. Мамино выражение лица не меняется, но она будто съеживается. Осколки, которые так и не встали на место, осыпаются.

– МЭЙБЕЛИН ЧЭНЬ! – Папин голос ударяет меня, как плеть. Он никогда не говорил со мной таким тоном. Я зашла слишком далеко.

Мне плевать.

– Как они могут мне навредить? Дэнни умер. Хуже уже не будет. Обидными словами меня не задеть.

– Обидными словами? – Папа презрительно фыркает и поднимает брови. – Думаешь, дело в обидных словах? Уверяю тебя, люди вроде мистера Макинтайра могут причинить тебе гораздо больше проблем.

– Каких? – Я хватаюсь за дверную ручку и раскачиваю дверь туда-сюда. Дальним уголком сознания я отмечаю, что писк прекратился. – Ты боишься, что кто-то попытается меня убить? Застрелить, как дядю Джо?

Комнату в мгновение ока охватывает леденящий холод. Папа медленно спрашивает:

– Кто тебе об этом рассказал?

– Не ты. – Я поднимаю голову.

– Ты ничего не знаешь, Мэйбелин. – Одной-единственной фразой мама унижает меня и поддерживает папу, который стоит, опираясь о стену. Они всегда поддерживают друг друга, даже разбитые и обессиленные. Почему они никогда не могут поддержать меня?

– Тебе не понять, Мэйбелин, – говорит папа, сжав вслед за мной кулаки. – Ты думаешь, в Чайна-тауне весело, там можно перекусить и посмотреть на забавных старушек с тележками. Ты не знаешь, каково было расти там.

– Как я могу понять, если ты ничего мне не рассказываешь?

– Я не хочу, чтобы ты знала! Я никогда не хотел, чтобы ты знала, каково это. Я выбрался из Чайна-тауна, чтобы тебе не пришлось там жить. – Папин голос надламывается, потом снова крепнет. – Я выжил, чтобы тебе не пришлось проходить через эти ужасы, чтобы ты никогда не узнала, каково потерять брата…

– Я ПРЕКРАСНО ЗНАЮ, КАКОВО ЭТО! – Пламя во мне горит так ярко, что я почти чувствую запах дыма.

Папа смотрит на меня, не мигая. Он не в силах скрыть свои чувства. Его плечи опускаются, и он трет переносицу. После долгой паузы он тихо говорит:

– Я мог это предотвратить. Я должен был помочь ему. – Я не знаю, говорит ли он про Дэнни или про дядю Джо. Папа снова поднимает взгляд. Его глаза блестят от слез.

– Ты думаешь то же самое про Дэнни, Йем?

Я киваю и утираю навернувшиеся на глаза слезы.

– Ох, Йем, – говорит папа. – Я даже не знал…

Он разжимает кулаки, и его руки беспомощно повисают вдоль тела, как сдувшиеся спасательные круги. Мама принюхивается.

– Чем это пахнет? – спрашивает она рассеянно.

Запах дыма? Он что, настоящий?

О черт, я забыла про пиццу.

Я стремглав мчусь вниз по лестнице, готовясь вызывать пожарных. Но кухня вовсе не охвачена пламенем, только затянута дымной пеленой. Над плитой по-прежнему горит желтый свет. Я распахиваю окна, чтобы проветрить, и извлекаю из духовки круглый уголек, некогда бывший пиццей.

Выбросив сгоревшую пиццу в мусор, я насыпаю себе в миску хлопья для завтрака и угрюмо съедаю их в одиночестве.

Глава 41

Я лежу на кровати и пишу в дневнике. Тут в комнату входит папа, держа в руке лампочку.

– Мы так и не опробовали эти чудо-лампочки, которые я купил на днях, – говорит он. – Они меняют цвет по команде – правда классно?

Я молча переворачиваюсь на другой бок. Он садится рядом и кладет руку мне на спину.

– Прости, что разозлился, Йем.

Я подтягиваю одеяло повыше. Папа обходит кровать и садится так, чтобы видеть мое лицо.

– Надо было рассказать тебе про дядю Джо. Чтобы ты узнала от меня, а не откуда-то еще.

– Я делала домашку по литературе, – бурчу я. – Нашла статью, где о нем упоминалось мельком.

Папа проводит рукой по лбу.

– Я помню эту статью. Первый и последний раз, когда про Джо написали в газете. Свели всю его жизнь к одному предложению.

Я переворачиваюсь на спину, чтобы лучше его видеть.

– Что с ним случилось, па?

Он протяжно вздыхает и смотрит на меня. Кладет руку мне на макушку.

– Его застрелил бандит в Чайна-тауне.

– Но почему? – Я хмурюсь.