Друзья Джоша шутливо толкают друг друга, прежде чем плюхнуться на пол. Джош освобождает место для Ноа Келли, еще одного футболиста, и они вместе над чем-то смеются. Джош хватает Ноа за лодыжку, и тот падает. Потом Джош бросает на меня беглый взгляд. Мы не говорили с того самого дня, как в газете напечатали письмо его отца.
Миз Ди откашливается, и класс затихает.
– Ну что ж, – жизнерадостно говорит она, – я знаю, что в пятницу школа отмечает Хэллоуин и вы не можете думать ни о чем другом, но давайте попытаемся сосредоточиться. Это важно. Правила вы знаете. Итак, первый вопрос: что в истории вашей семьи вас больше всего удивило? – Она делает руками приглашающий жест и улыбается еще шире. – Есть среди нас смельчаки?
На несколько секунд повисает неловкое молчание, прежде чем Ноа громко заявляет:
– Я узнал, что мои предки были пьяными ирландцами!
– Тоже мне, сюрприз, – шепчет Ава мне и Тие, пока приятели Ноа гогочут и хлопают друг друга по ладоням.
– Да, это распространенный стереотип об ирландских иммигрантах, – безмятежно соглашается миз Дэниелс. – Что еще ты узнал?
Ноа чешет затылок и заглядывает в свои записи.
– А, да, мои предки приехали в Америку из-за голода. – Он снова сверяется с записями. – Они работали на строительстве Первой трансконтинентальной железной дороги.
Эндрю Янг поворачивается к нему и убирает с лица волосы карамельного цвета.
– Мои тоже.
– Серьезно? Вот так ирландское везение!
– Не, у меня это были предки-китайцы, – объясняет Эндрю. – Мой прапрапрадед по материнской линии – не помню, сколько там «пра», – он работал на строительстве дороги.
– Расскажи нам еще, Эндрю, – говорит миз Дэниелс.
– Несколько лет назад мы даже ездили на флешмоб в Юту. Один фотограф решил собрать потомков китайских железнодорожных рабочих, чтобы воссоздать снимок с церемонии Золотого костыля. – Эндрю показывает нам две фотографии. Одну из них, черно-белую, я уже видела в учебнике. Белые рабочие празднуют соединение двух железных дорог. Другой снимок, уже в цвете, похож на первый по композиции, но на нем китайцы. Эндрю передает фотографии по кругу.
– Может, на старой фотке не оказалось китайцев, потому что их было немного, – говорит Ноа.
Эндрю смеряет его таким взглядом, от которого даже цветы завяли бы.
– Большая часть рабочих «Сентрал пасифик» была китайцами, чувак. Они выполняли самые опасные работы.
– Ох. – Ноа замолкает и передает фотографии дальше.
Селеста подает голос.
– Папа рассказал мне, что китайцам – особенно железнодорожным рабочим – запрещалось селиться рядом с белыми людьми. Потому и появились Чайна-тауны. Он там вырос. – Она убирает волосы за ухо. – Китайцев нередко линчевали, убивали. Папина семья была очень бедной, в Чайна-тауне орудовали банды…
– Китайские банды? Они что, кидались книжками? – хихикает на другом конце класса Кэл Томас.
– Захлопни пасть, – рявкает Селеста. Интересно, что бы подумала моя мама, услышав это? Вряд ли она была бы в таком же восторге, как я.
– Не забывайте о правилах ведения дискуссии, – напоминает миз Дэниелс.
– Да я же пошутил, – бурчит Кэл.
– Расизм – это не смешно. – Селеста прожигает его взглядом.
– Именно. Давайте постараемся сохранить комфортную атмосферу для обсуждения. Мне бы не хотелось никого выгонять из класса за нарушение правил. – Миз Дэниелс обводит нас взглядом, и мы все выпрямляемся. – Итак, на чем мы остановились?
– На Чайна-тауне, – говорит Селеста и толкает меня локтем в колено. Я решаю использовать возможность, которую она мне предоставила.
– Папа Селесты и мой выросли вместе. – Я рассматриваю узоры на ее кроссовках. Хочу ли я рассказать о том, что узнала накануне? Это действительно было большим сюрпризом. – Моего дядю убили бандиты.
Тия и Селеста так резко ко мне разворачиваются, что, кажется, почти ломают шеи.
– Что?! – восклицают они хором. Значит, папа Селесты тоже ей не говорил.
– Почему? Что он сделал? – спрашивает Джош. Он сидит, положив локти на колени.
– Тебе какое дело, Джош? – огрызается Тия. Она всегда готова меня защитить, особенно от Джоша. Вряд ли она когда-то простит его за ту вечеринку. – Почему ты каждый раз думаешь, что жертва в чем-то виновата?
Я глажу ее по спине в знак благодарности и вспоминаю, как сама ляпнула похожую глупость в тот день, когда они с Марком обсуждали смерть Андре Джонсона. Ну и дура же я. Теперь понятно, почему они прервали разговор, почему пошли на протест без меня.
– Он не захотел вступать в их банду, и они его пристрелили, – холодно говорю я.
– Вот дерьмо. Прости, Мэй, – говорит Джош. Он обхватывает голову руками и медленно качает ею туда-сюда, глядя на ковер.
– Джош, не выражайся. – Миз Дэниелс смеряет его строгим взглядом и поворачивается ко мне. – Хочешь добавить что-нибудь еще, Мэй? Ты не обязана делиться чем-то личным.