Молчание между нами

Марк прикусывает губу и опускает взгляд. Он ни за что не станет спорить с отцом, даже если считает иначе. Если его примут в Лигу Плюща, я даже не представляю, как он решится поехать в исторически черный вуз. А вот Тия никогда не боится говорить открыто.

– Невозможно получить оценку выше пятерки, папа.

– Хорошо.

– Она собирается спеть на протесте, – говорит Марк как бы невзначай. – Приходи послушать, пап.

У Тии отвисает челюсть. Силой мысли она пытается швырнуть в Марка все столовые приборы разом. Потом смотрит на меня и одними губами произносит: «Какого черта?!»

– Ты об этом не рассказывала, Тия Мари, – говорит миссис Дюверн. – Когда вы успели поменять планы?

Я включаюсь в разговор.

– Когда все соберутся, она начнет мероприятие, продемонстрировав свой вокал. – Я бросаю взгляд на Марка, и он широко улыбается.

Тия откидывается на спинку стула.

– Это должен был быть сюрприз. – Она скрещивает руки на груди и всем своим видом говорит: «Ты об этом еще пожалеешь, Мэйдэй». – А когда я закончу петь, Мэйдэй произнесет речь перед всей школой.

Я закашливаюсь. Перед всей школой?! Я рассчитывала записать видео. Или, может быть, выступить в классе перед старшеклассниками. Но не успеваю я возразить, как Марк говорит:

– Приходите. Тия и Мэй будут зажигать.

Теперь уже я силой воли кидаю в него столовые приборы и заодно всю еду на столе. Тия злорадно ерзает на месте.

– Вы же знаете, Мэй отлично пишет. У нее получится обалденная речь.

– Вы уверены, что не попадете в неприятности из-за этого протеста? Вы же знаете, я волнуюсь не только из-за директора школы. – Доктор Дюверн смотрит на нас с беспокойством. Но потом добавляет с улыбкой: – Мы постараемся прийти, чтобы вас послушать.

– Пусть это не первый ваш протест, но осторожность все равно не повредит, – говорит миссис Дюверн. – Мы придем, если сможем.

Не-е-е-е-е-е-ет.

Тия взмахивает руками и драматично складывает их на груди. Потом смотрит на меня с ослепительной улыбкой.

После ужина, набив животы до отказа, мы с Тией валяемся у нее на кровати. Наполовину свесившись с края, я показываю пальцем на ее постер с Юри Котиямой.

– Этот постер спас меня сегодня, когда я говорила с Хью. Я не смогла вспомнить ни одного азиата, кроме нее, кто поддерживал бы движение за права чернокожих.

– Разумеется, она не единственная, Мэйдэй! Азиаты и чернокожие всегда поддерживали друг друга!

– Но я знаю только про Юри и только благодаря тебе. Мне надо узнать побольше.

– В школе тебе ничего об этом не расскажут, даже не надейся. – Тия усаживает меня на постель. – Давай, рассказывай, что сегодня было! Начни со встречи СЧС.

Как можно точнее я пересказываю ей обсуждение и аргументы, приведенные Хью. Она слушает меня, не перебивая, и медленно кивает, когда я упоминаю Андре и Демаркуса.

– В общем-то, он прав, Мэйдэй.

– Знаю. – Но почему-то мне странно слышать это от нее. – Почему мы не говорили раньше о таких вещах?

– Я пыталась.

– Но я к тебе не прислушалась. – Я снова ложусь на кровать, свесив с края руки и голову.

– Ну, я не собиралась этого говорить, но…

– Но это правда.

– Да, Мэйдэй. Помнишь, как мы пытались поговорить с тобой про Андре?

– Уф… Помню. Прости меня, Тия. – Почувствовав, что еда в желудке пытается пробраться в пищевод, я опять выпрямляюсь и сажусь рядом с Тией. – Я понимаю, почему вы с Марком не захотели продолжать тот разговор. Мне следовало не задавать таких глупых вопросов и вообще быть внимательнее.

– Никогда не знаешь, как сложится разговор на такую болезненную тему. Это тяжело. – Тия прислоняется к стене. – Особенно когда говоришь с теми, кто тебе дорог.

– Прости. Я сделала только хуже.

– Тебе тоже было нелегко, Мэйдэй. Прошло совсем мало времени с тех пор, как Дэнни…

– Я была не права. Но я хочу узнать больше.

– Не пойми меня неправильно, ладно?

У меня сжимается сердце. Я киваю и смотрю на Тию, пока она подыскивает нужные слова.

– Мне бы хотелось иметь возможность поговорить с тобой о расе. Но я не готова быть твоим учителем.

– Знаешь, что сказал Хью?

– Что?

– Что нашей дружбе придет конец, если я буду игнорировать тот факт, что ты черная.

– Боюсь, что он прав, Мэйдэй. – Тия громко выдыхает. – Моя раса влияет на то, каким я вижу мир. На то, как мир обращается со мной. Если мы об этом не говорим, если ты не понимаешь, каково это… Выходит, я многим не могу с тобой поделиться.

Я киваю, медленно осознавая ее слова.

– Ты не против, если я буду задавать вопросы? Не нужно быть моим учителем. Но я бы хотела спросить тебя, если понадобится.

– Спрашивай, но, возможно, я не отвечу. Иногда мне не хочется что-то объяснять. Поэтому мне так легко общаться с Аянной и Микейлой: они понимают без слов.

Логично. Я чувствую то же самое, когда говорю с Селестой. Некоторые вещи не нуждаются в объяснении. В груди у меня зарождается тягостное чувство. Выходит, я никогда не смогу по-настоящему понять свою лучшую подругу?

Тия видит мое выражение лица и берет меня за руку:

– Мы говорим друг с другом прямо сейчас, Мэйдэй.

Я киваю: