Вся школа гудит от нервного напряжения. Те из нас, кто участвовал в планировании, полны предвкушения и надежды, что все пройдет гладко. Остальные ученики о чем-то догадываются и постоянно перешептываются, пытаясь выяснить детали. Учителя и охранники настороже, не выпускают из рук телефоны и рации.
Перед началом уроков я заглядываю к миз Дэниелс, рассчитывая услышать слова поддержки или что-то вроде того, но она просто смотрит на меня и говорит:
– Я знала, что ты не обманешь моих ожиданий. – Когда я переминаюсь с ноги на ногу, надеясь на продолжение, она выгоняет меня из кабинета со словами: – Ты и сама знаешь, что справишься. Лишние слова ни к чему. Иди и сделай, что нужно.
Каким-то образом нам удается вытерпеть первые три урока. И вот – время пришло. Мы с Селестой идем на четвертый урок, начала анализа с мистером Гонсалесом, рассылая последние сообщения и удостоверяясь, что все готово. Все отправляют нам в ответ россыпь утвердительных эмодзи. Селеста и другие ребята спрятали по всей территории школы картины и другие произведения искусства, чтобы выставить их на всеобщее обозрение, пока мы будем в актовом зале с мистером Макинтайром. Она взяла с нас обещание написать ей, как пройдет его выступление, ведь сама она не сможет его увидеть.
Когда мистер Гонсалес говорит нам, что выступление скоро начнется, мы все встаем и направляемся в актовый зал. Селесте удается улизнуть, и я слышу топот ее изящных ножек по коридору. Ей предстоит много работы.
Учителя ведут несколько сотен одиннадцати– и двенадцатиклассников по проходам огромного актового зала. Я иду мимо Авы, которая пытается не помять сжатые в пальцах бумаги. Ее внимание приковано к полу. Я сажусь рядом с Тией. Сердце замирает у меня в груди, когда я вижу, что позади нас сидит Марк. На другом конце актового зала я замечаю Джоша. Многие ученики подготовили резюме, чтобы вручить их мистеру Макинтайру. В актовом зале прекрасная акустика – вся наша болтовня отражается от стен и нагнетает атмосферу. Мы с Тией лихорадочно перешептываемся, потом замолкаем и делаем несколько глубоких вдохов.
Теперь нам остается только смотреть.
Гаснет свет. Гомон затихает, но не прекращается, пока миз Уиттакер не выходит на сцену. Она начинает суровым тоном:
– Добро пожаловать на открытие недели колледжей и карьеры! Мы уже поговорили с отдельными учениками, планирующими сорвать сегодняшнее выступление. Напоминаю, что подобная выходка не обойдется без последствий. Я уверена, что вы примете правильное решение. Отстранение от занятий не поможет вам поступить в колледж. – Потом она улыбается и представляет мистера Макинтайра. Бла-бла, успешный венчурный инвестор, бла-бла, огромное влияние на самые инновационные мировые компании, бла-бла, вы сможете многому научиться, бла-бла, и даже попасть на стажировку, бла-бла, гордость всего города, бла-бла, и отец нашего выдающегося квотербека, Джоша Макинтайра!
Джош встает и машет. Садиться обратно он не торопится, и я начинаю нервничать.
Когда мистер Макинтайр поднимается на сцену, миз Уиттакер отдает ему микрофон, но мы уже успели его отключить. Я с удовлетворением наблюдаю, как мистер Макинтайр шевелит губами, но из динамиков не доносится ни звука. Он хмурится и стучит по микрофону пальцем.
– Прости, пап, – громко говорит Джош, играя на публику. – Добро пожаловать в старшую школу Секвойя-Парк, где непредвиденные технические трудности сорвали не одну презентацию. – Он поворачивается и одаривает актовый зал ослепительной улыбкой. – Но я справлюсь и без микрофона. Меня ведь всем слышно?
Все смеются, даже сам мистер Макинтайр. Легко очаровать слушателей, когда ты симпатичный белый парень. И вдобавок прекрасный футболист и сын местной знаменитости. Все прямо-таки жаждут тебя полюбить.
Мистер Макинтайр жестом просит, чтобы кто-то помог ему с микрофоном.
– Нет, пап, сейчас моя очередь. Я хочу кое-что сказать.
Мистер Макинтайр посмеивается и делает шаг назад. Он думает, это такая шутка.
Джош оборачивается к зрителям и улыбается, будто вспоминая о чем-то.
– Всю свою жизнь я преклонялся перед папой. Мама умерла, когда я был совсем маленьким, и мы остались вдвоем. Мы всегда поддерживали друг друга.
Марк наклоняется к нам и шепчет:
– Что он делает?
Мы с Тией обмениваемся настороженными взглядами и разводим руками. Я каждой клеточкой своего тела ощущаю близость Марка. С тех пор как мы поцеловались, я старалась делать вид, что ничего не было. Пыталась сосредоточиться на подготовке к этому дню. Я даже не спросила его, в какой колледж он решил поступать и как прошел разговор с его родителями. Честно говоря, рядом с ним у меня так судорожно колотится сердце, что я ни на чем не могу сконцентрироваться.
Но при этом я все время думаю о Марке. У меня в голове все перемешалось. Я не знаю, готова ли я, и не хочу нечаянно все испортить. Тия говорит, что совсем не против наших отношений, но возможно ли это? Риск слишком велик.
И все же меня охватывает волнение каждый раз, когда Марк находится со мной в одной комнате, и я не могу думать ни о чем другом. Только о нем. Даже сейчас.