Молчание цвета

Однако, когда его спрашивали о любимом занятии, неизменно отвечал – починка старой мебели. Дерево Самсон чуть ли не боготворил и чувствовал так, словно сам был из него сделан. И если бы его поставили перед выбором, из множества ремесел он бы без колебаний выбрал тяжелый и достаточно нездоровый, но безусловно благородный труд краснодеревщика. Скучал он по нему до боли, иногда даже во сне мебель ремонтировал, а в прошлом году, переболев новомодной заразой – ковидом, в температурном бреду метался по магазинам, выискивая для подкладки стула с какой-то радости ставшую дефицитом рогожу.

Звонок Саломэ застал Самсона за завтраком. Она подробно рассказала ему о случившемся, даже про свидетельство о собственности и найденные украшения не умолчала. А потом, помявшись, перешла к просьбе:

– Знаю, что давно не работаешь, Самсон-джан. Но вдруг возьмешься починить сервант, жалко его до слез. Он ведь почти раритетный: старинный, дубовый, со стеклянными витражами. Кажется, ты его однажды уже ремонтировал – ножку заменял.

– Было дело, да. Замучился вырезать, она ведь фигурная у вас, сложной конструкции, с резьбой. Фрезерный станок как назло сломался, пришлось стамеской орудовать. Неделю провозился.

Саломэ, истолковав это как отказ, умолкла. Собралась уже прощаться, но Самсон опередил ее:

– Вели сыну заехать за мной. Посмотрим, что там с сервантом. Если пойму, что справлюсь – возьмусь чинить. Если нет – не обессудь.

И, не дожидаясь ответа, отключился – овсянка стыла, а он ее холодной терпеть не мог.

* * *

Григор исподтишка наблюдал за женой. Счастливо улыбаясь, та набирала сообщение в телефоне, потом откладывала его в сторону, чтобы продолжить работу, но через минуту, услышав треньканье уведомления, снова к нему возвращалась. Судя по тому, с какой радостью она читала и с какой поспешностью принималась строчить ответ – переписка занимала ее всецело. Прядь каштановых волос вырывалась из-за уха и лезла в глаза, она сердито заправляла ее обратно. Отправив сообщение, шарила взглядом по экрану ноутбука, бесцельно пролистывая презентацию очередной инсталляции (она удаленно вела курсы по современному искусству), и чутко прислушивалась к телефону, чтобы не пропустить новое уведомление. Волосы свои она собрала в небрежный узел и заколола крест-накрест карандашами, и теперь они смешно торчали у нее на макушке, словно усики насекомого. Лямка майки съехала с плеча, шорты еле прикрывали бедра, из шлепок торчали нежные, покрытые разноцветным лаком пальчики. Она смешно шевелила ими, когда набирала очередной ответ. Сущий подросток, а не молодая, вполне уже набравшаяся чувственных сил женщина.

– С кем это ты переписываешься? – не выдержав, ревниво полюбопытствовал Григор.

Она оторвалась от телефона, подняла на него свои васильковые, уходящие в глубокую синеву глаза. Он где-то прочитал, что такая синева – своего рода генетическая аномалия и присуща она чаще всего жителям высокогорья. Поморщился, сочтя за ерунду, но почему-то запомнил.

– С кем переписываюсь? – задумчиво переспросила Рипсимэ. Мысли ее витали где-то далеко, и на вопросе мужа она даже не удосужилась сосредоточиться.

Григор нахмурился.

– Вот именно. С кем?

Она насмешливо вздернула бровь, потом прикусила губу, мгновенно включив кошачью грацию. У Григора сердце ухнуло под ребра – он до сих пор не привык к мгновенным преображениям Рипсимэ: вот только что, буквально с секунду назад, была угловатым подростком, а теперь превратилась в соблазнительную женщину.

– С кем-то очень важным переписываюсь. Но тебе не скажу! – промурлыкала, вредничая, она.

– А когда скажешь? Когда замуж за него соберешься?

Она пожала плечом: дурак! Он мысленно чертыхнулся – опять за свое! Ну сколько можно? Неуклюже попытался отыграть назад:

– Да шучу я, шучу. Подумал – вдруг что-то случилось. Может, помощь нужна.

Она вмиг посветлела лицом (он всегда поражался ее умению легко и просто отпускать обиды):

– Помощь? Нужна. Картошки почистишь? Я ее пожарю для тебя, как любишь – с чесноком и кинзой.

– Вроде спас вчерашний есть.

– Постоит спас, ничего с ним не будет. Он чем дольше стоит, тем вкуснее становится.

Григор отложил книгу. Потянулся к жене – поцеловать. Она послушно подставила губы, не преминув ущипнуть его легонько в бок, хотя отлично знала, что он этого не выносит.

– Опять за свое? – отпрянул Григор.

Она звонко рассмеялась:

– Кто еще будет тебе нервы мотать, если не я?

– Сучка. Ладно, пошел чистить картошку.

– Иди давай, иди.

Тренькнул телефон. Риспимэ, мгновенно позабыв о муже, потянулась за ним.