Молчание цвета

Все, что есть у меня на душе, – забытые вещи. Серебряное кольцо в аэропорту Бостона. Утром я попрощалась с сестрой и племянницей, а потом наблюдала, как они, неумолимо уменьшаясь, уходят по длинной узкой улочке. Племянница Эва смешно подпрыгивала, поминутно поправляла лямку рюкзака на плече, чего-то щебетала, Каринка ступала слишком прямо, несвойственным ей осторожным шагом, словно нашаривая дорогу в темноте, и я точно знала, что она плачет. Плакала и я, глупо и навзрыд, как умеют плакать только дети, несправедливо лишенные обещанного подарка. В самолете обнаружила, что забыла кольцо в аэропорту. Сняла, когда мыла руки, и оставила на краю раковины. Расстроилась так, что рассказала об этом сидящему рядом пожилому мужчине.

– Вы потеряли его в городе, где живет ваша сестра, – чуть поразмыслив, протянул он. – Теперь, где бы то кольцо ни оказалось, оно будет ее охранять.

Все, что есть у меня на душе, – обереги.

– Это тебе, – подруга Вика протягивает странной формы камень с круглой дырочкой в сердцевине, – он последний, остальные уже использованы.

Я перекатываю на ладони темный, в рыжих подпалинах, продолговатый камушек. Смотрю вопросительно. Вика вздыхает. Она из тех людей, для которых каждое слово – пытка.

– Один мой знакомый ездил в горы. Сорвался в ущелье, зацепился за корень дерева, росшего на краю. Этот корень пробил камни, они на нем и висели, как бусы. Он их собрал.

Вика умолкает. Я долго греюсь о камушек. Наконец отваживаюсь спросить:

– Что с ним нужно делать?

– Нужно встать спиной к реке, загадать желание и бросить его в воду. Обязательно правой рукой. Сделаешь?

Кроме камушка, Вика вручает мне каштан, который на самом деле зеленый, хотя и кажется коричневым (мало кому дано угадать, что он зеленый). И крохотный серебряный кулон: крылатый ангел с посохом.

Камушек давно покоится на дне нашей бердской речки. Каштан все так же притворяется коричневым, хотя я не сомневаюсь, что на самом деле он зеленый. Ангел с посохом теперь всегда со мной – после того как Вика мне его подарила, я много путешествую.

Деревня Гора

По дороге в Углич проезжаем безымянную деревню: избы с потемневшими порогами, скрипучие ставни хлопают на ветру, одряхлевшие деревянные заборы лежат на боку, словно кто-то огромный, проходя мимо, намеренно облокачивался на них, подминая под себя нестройный ряд кольев. У домов скошенные, словно опрокинутые на спину мезонины. Причуды местного строителя-кудесника: ставил мезонины таким образом, чтобы они глядели окнами в небеса.

Мне достаточно выехать за черту большого города, и русская четвертинка моей армянской души расправляет крылья, взмывает ввысь и обрушивается на меня с такой неоспоримой и необоримой мощью, что я задыхаюсь, оглушенная чувством узнавания – и это, и это мое!

И просыпаются мои поморы, молчаливые северные люди, не ведавшие ига и крепостных оков, свободные, как белая вода Северной Двины, уносящая в далекие моря-океаны рассказанные шепотом несчастливые сны.

И всплывают в памяти разговоры, которым никогда больше не случиться: «Придешь с утра, а у лошадей заплетена грива в мелкие косички. Это домовой их водил всю ночь, вот гривы в косы и заплелись. Стоишь потом, расплетаешь. Вредно не расплетать».

«Когда это было? В Допетровдень и было. Что это за день такой? Седьмой день русальной недели. Когда надобность в дождях пропадала, русалок провожали на тот свет. Так и называлось: проводы русалок. А воскресенье, стало быть, называлось Допетровднем».

«Чем пользовались во время месячных? Возьмешь клок сена, крепко оботрешься и дальше пойдешь».

«Это не черника, а голубика. У голубики на кончике крестик».

«В холодные годы детей в печи купали. Растопят, дадут отойти от сильного жара, поставят внутрь деревянное корытце с теплой водой – и купают».

«Деревенские завидовали матери: после смерти мужа не спилась, не рехнулась, одна детей поднимает, хозяйство крепкое, батраки наемные. Портили жизнь как могли. Приведут коров – а они выдоены. Или же в лесу специально забудут. Мать потом искала их в ночи».

«Угас род Медниковых, брат Василий погиб на войне, а мы взяли фамилии мужей. Получается – нас больше нет. Ну что ты так расстраиваешься? Есть мы, есть. Вот в тебе и продолжаемся».

Моя бабушка Анастасия ушла на русальной неделе, уплыла на волнах Северной Двины к морошковым своим берегам, туда, где заря цвета покоя, а ночное небо пахнет голубиковым вином. Туда, где живы все мои родные.

Пустят меня когда-нибудь к ним? Доплыву ли я до тех берегов?

Ищу на карте. Деревня Гора, Виноградовский район Архангельской области, население 35 человек по переписи 2004 года.

Население 35 человек.

Мертвых теперь больше, чем живых.

Санкт-Петербург