Молчание цвета

Легенду о том, как в СССР пригласили итальянцев, чтобы они научили советских специалистов производству хорошего сыра, рассказали мне в Милане. За достоверность не поручусь, но история весьма знаменательная. Случилась она в хрущевские времена. Прибывшие из Италии сыровары из великого множества и разнообразия видов почему-то выбрали горгонзолу. Результат настолько не понравился технологам местной пищевой промышленности, что приезжих специалистов обвинили в подрывной деятельности и взяли под арест. Вызволить их удалось благодаря титаническим усилиям итальянского правительства и дипломатов.

Собственно, именно по этой причине на нашей когда-то общей родине не случилось производства божественного пармезана, мягкой моцареллы, нежнейшего маскарпоне, сливочной буйволиной буратты, овечьего пекорино. Ни, конечно же, благородной, в голубой плесени, горгонзолы.

– Я к тебе с подарками, – улыбается Клаудия и протягивает пакет.

– Книги?

– Ты с ума сошла, какие книги?! Там сыр!

По-моему, прекрасный диалог. Для писателя и переводчика так просто изумительный. Клаудия Дзонгетти – один из лучших переводчиков с русского языка на итальянский. Мне очень повезло, что «С неба упали три яблока» перевела именно она. Кроме всего прочего, Клаудия еще и человек потрясающий: тактичный, внимательный, невозможно душекомфортный. Потому мы с ней быстро подружились и теперь часто переписываемся.

– Молва о твоей маниакальной любви к сыру добралась и до наших берегов, – смеется Клаудия.

– В следующей жизни буду пармезаном, – обещаю я.

В Мантуе проходит очередной книжный фестиваль, на который пригласили и меня. Молниеносно разобрав чемодан, я направляюсь на выход: времени мало, всего два дня, нужно успеть увидеть многое.

Когда Бог раздавал народам таланты, каждому перепало по одному. Но итальянцам с какой-то радости досталось сразу два таланта: чувство вкуса и стиля. Италия – родина красоты. Родина удивительной игры света и тени, цвета и фактуры. Родина Ренессанса и барочной музыки. Говорить о вкладе Римской империи в сокровищницу цивилизаций можно бесконечно, но я не буду множить очевидное. Лучше сейчас, не откладывая в долгий ящик, набрать в поисковике Монтеверди, «Pur ti miro» из «Коронации Поппеи» – и послушать. Ощущение, будто поговорил с Богом.

Весь мир состоит из красоты, и да, огромная ее доля – заслуга итальянцев.

Поездка в город выдается смешной. За рулем такси – пожилой мужчина, седовласый, смахивающий на канонические изображения святых: выгоревшая на солнце оливковая кожа, пронзительно-синие глаза, высокая переносица, тонковылепленное благородное лицо, каждая морщинка которого не подчеркивает возраст, а преподносит его бесспорным преимуществом.

– Какие же вы все невозможно прекрасные! – не выдержав пытки красотой, выпаливаю я.

Мужчина смеется.

– Это потому, что в городе проводится литературный фестиваль! Мы помылись, побрились и надели лучшие свои костюмы.

– О! Кажется, я понимаю итальянский!

– Я просто отлично жестикулирую.

Не знаю, хорошо это или плохо, но я – человек тактильный. Мне необходимо не только наблюдать красоту, но и по возможности трогать ее руками. В музеях, где это запрещено, я беспомощно вожу по воздуху пальцами, пытаясь ощутить границы дозволенной близости к источнику моего восхищения. Со стороны это выглядит, наверное, совсем по-идиотски, но поделать с собой ничего не могу. На улице же я абсолютно свободна в изъявлении чувств, потому прикасаюсь ко всему, до чего дотянусь, будь то скрипучие ставни и щербатые поручни мостов, трещинки старых сводчатых дверей или неровный каменный шов стен. Могу постоять в обнимку со столетним деревом или долго наблюдать густое, заторможенное мшистыми берегами и илистым дном бездвижие реки. Люди обычно убегают от прошлого, потому что спешат жить. Я же никак с ним не расстанусь.

Добравшись до городской площади, обвожу ее взглядом, пытаясь сообразить, куда идти. Мимо на мопеде цвета яичного желтка проезжает женщина лет семидесяти. Короткая седая стрижка, солнечные очки в светлой оправе, легкое платье в мелкий, не разобрать, узор, массивные кольца, тяжелые браслеты. Под мышкой – букет маргариток. Вспоминается мандельштамовское «…и крови моей не волнуя, как детский рисунок просты, здесь жены проходят, даруя, от львиной своей красоты». Мандельштам абсолютно точен в определении красоты армянок: да, нам досталась именно что тяжеловесная львиная красота. Воздушную грацию пантер Бог оставил итальянкам.

Попробовав в крохотной забегаловке тирамису, пишу подруге, которая никогда не была в Италии и обожает этот десерт: «Все, что ты ела раньше, – не тирамису». Получаю в ответ плачущий смайлик. Через три месяца она пишет мне уже из Рима: «Ты была права, раньше я ела все что угодно, но не тирамису». Знаю много причин, почему люди прилетают в Италию. Однако тирамису – из ряда вон выходящая история. Хотя какая разница, которая из дорог привела тебя Рим? Все одно любая из них именно туда и ведет.