Молчание цвета

– Молитвой, – твердо отвечает она, и в ее голосе столько уверенности, что я не решаюсь возразить. Я маленькая, мне шесть. Мир состоит из щебета птиц, голоса реки, набрякшего от ночного дождя ветра и деревянного забора, криво огибающего нижний край огорода. Я не знаю ни одной молитвы и ни разу не слышала, чтобы кто-то из родных молился. О Боге у нас говорят так, словно он – обычный человек, обитающий в соседнем доме. Корова у него капризная, до обидного мало дает молока, табак погубила рябуха – пришлось запасаться у Гилинанц Аветиса. Курево у Аветиса отменное, а вот совести кот наплакал – дерет втридорога, на просьбу сбавить цену разводит руками.

– Дешевле не могу, иначе разорюсь!

– Чтоб у твоего создателя лопнули глаза! – в сердцах выпаливает Бог, отсчитывая деньги.

– Ты поаккуратнее с желаниями! – кряхтит Аветис и, чуть поколебавшись, возвращает Богу одну купюру. – Это тебе на глазные капли. На случай, если накаркал себе беду.

* * *

Обед сегодня будет нарядный, праздничный – баранина с айвой и магаданосы. Пока я чищу грецкие орехи, нани процеживает бульон, обжаривает отварную баранину с луком и помидорами, добавляет дольки айвы и ставит на крохотный огонь – томиться. Потом принимается за магаданосы: удаляет плодоножки баклажанов, делает продольный разрез и выскабливает ложкой мякоть. Заливает подсоленной водой и оставляет на пятнадцать минут, отжимает. Тушит баклажанную мякоть с мелкошинкованным корнем петрушки, разной зеленью и чесноком, перетирает с орехами и начиняет полученной массой баклажаны. Обжаривает их со всех сторон, выкладывает на большое блюдо и накрывает плоскодонной тарелкой – подумать. К тому времени, когда взрослые вернутся с работы, магаданосы надумаются, а баранина с айвой дотомятся. Вкусно!

Дом притих – решил вздремнуть, улучив несколько минут. На краю стола высится стопка тарелок. Хлеб накрыт льняной салфеткой. Если повозиться пальцем в солонке, на самом дне можно обнаружить несколько рисовых зернышек – они вытягивают влагу.

Нани снова вяжет, я сижу, привалившись к ее боку, перекатываю на ладони кусачий шерстяной моток. История превращения людей в голубей не дает мне покоя.

– Нани, какую молитву читал тер Аракел?

– Не знаю.

– Ты хоть одну молитву знаешь?

– Нет.

– А в Бога веришь.

– Верю.

– Разве так бывает?

Нани отвечает, не отрываясь от вязания:

– Все, что тебя окружает, и есть молитва.

Я вздыхаю. Мне шесть лет, мой мир состоит из любви и сказок. Я не понимаю, что она хочет до меня донести. Но запоминаю. Потому что она меня этому научила: если не понимаешь – запоминай. Потом поймешь.

Недавно поймала себя на словах, которые часто слышала в детстве, но значения им не придавала.

– Я своим личным Богом очень даже доволен, – приговаривал мой дядя, размешивая в миске мацун с хлебом. – Еда есть, родные здоровы. Что еще нужно для счастья?

Купила на рынке молоко, заквасила мацун. Испекла хлеб. Накрошила горбушку в мацун, размешивала и думала о том, что своим личным Богом я очень даже довольна. Он не обижает меня, я – Его. Еда есть, родные не болеют. Что еще нужно для счастья? Немного любви к ближнему, но этому мы учимся всю жизнь. Когда-нибудь, надеюсь, научимся.

Встреча

Берд всегда встречает меня, словно дорогого сердцу гостя. Утром завешивает окна прохладным туманом, приглушая суматошный крик петухов, днем убавляет слепящий летний жар, нагоняя легкие, словно одуванчиковый пух, облака – если им и вздумается дождить, то самую малость, ровно столько, чтобы можно было потом сказать – сегодня снова шел грибной дождь. Ночами Берд опускает к самому моему порогу черешневое небо – иди по звездам, иди. И я заново учусь ходить.

Всякий местный житель приветствует меня ставшей уже традиционной фразой: «Ай бала, почему ты так похудела, тебя там не кормят, что ли?» Уточнять, где именно «там», не принято, есть Берд и есть остальной мир, ты просто живешь или здесь, или не здесь, прочее не имеет значения.

– Жу-улет! Жу-улет! – надрывается во дворе наш сосед. Он громкий и очень большой, с какой стороны ни посмотри – смахивает на неотесанную каменную глыбу.

– Жу-улет! – надрывается он, запрокинув голову и глядя вверх.

На четвертом этаже распахивается окно.

– Жулет, скинь мне ключи от подсобки… откуда я знаю, где они… как это не можешь найти?… мне что, самому подняться их поискать?