- Человек, - ответил ему на это Грабковский, - а ты уверен в этом? Дал бы за это голову? Оглянись по сторонам, посмотри на сынов Адамовых!... Что же касается братца Томмазо, то данная ошибка выскользнула у него не случайно, потому что идею общих женщин и совместных детей он слямзил из идеального государства Платона. А ведь он мог этого не делать, уже тогда дурачество Платона пробуждало возмущение, он мог прочитать хотя бы возражения Жана де Серре, и он наверняка их читал. Вот только это ничему его не научило! А мне вообще не подходит отречение от собственности, к которому так призывает этот уроженец Калабрии, вот не согласен я с тем, чтобы кто-то другой ходил в моих сапогах!
Имре рассмеялся про себя при мысли, что всех его парней настигла бы безвременная смерть, если бы любимая коллекция писарских сапог должна была бы сделаться совместной собственностью отряда. Он мельком глянул на часы. Не хватало двадцати минут, но Кишш уже знал, что не ошибся забирая с собой Грабковского и устраивая спор с подобным ему умником – так они могли звиздеть до самого утра. Из глубины дома доносились веселые крики "воронов" и людей Рыбака, сам же он кипятился, стоя перед Грабковским и размахивая руками:
- Если у вас более десятка пар сапог, неужто одной не отдадите босому?
- Нет! А вот тому шпику из наших, который тебе доносит, сколько у кого сапог, я отобрал бы не только сапоги, но еще и рубаху, и погнал бы к черту березовыми розгами!
- И до крови, правда? Смертным боем, потому что хам не должен вытягивать руку ни за чем, пускай мерзнет и сдыхает! Это как раз то, чему противопоставили свои замыслы брат Кампанелла и сэр Мор! Неважны у них глупости, которые ты высмеиваешь; Вольтер учит: "Давайте позабудем о галлюцинациях великих людей, будем помнить об истинах, которые они нам передали!". А правда такова, что следует по-другому обустроить этот мир, в котором сила опережает закон, а мрачная власть одних над другими производит избыток наряду с недостатком, и жестокость наряду с беззащитностью! Ты прекрасно знаешь, что они не затем создавали свои утопии, чтобы все могли спать со всеми, но чтобы положить конец чудовищным жертвам, которыми беднота оплачивает избыток богачей! Идея братской общности всего человечества – вот что пытались они разжечь! До настоящего дня люди жизнью платят за передачу этого огня, как, впрочем, Мор заплатил смертью за свое вольнодумство, а калабриец – ужасными пытками и долгими годами темницы. Об этом ты тоже знаешь!
- Знаю, мой отец именно так заплатил за то, что поверил в них, - ответил Грабковский сквозь сжатые губы.
- Тогда почему ты не веришь?
Вновь перед писарем появилось лицо отца, вспомнились те слова, которых тогда не понимал, о выдуманном государстве брата Томмазо, идеальном обществе, лишенном классовых различий и частной собственности, в котором по-научному управляют мудрецы, но по всем важнейшим проблемам решения принимает народ на общих собраниях, все граждане, и у каждого из них имеется равный доступ к материальным ценностям, к наукам, к профессиям, поскольку об этом решают способности и труд, являющийся основой воспитания, и труд этот является радостью и честью, но никак не принуждением... Мать кричала на отца, когда тот объяснял все это мальчишке, называла его "глупым придурком", что, впрочем, делала всегда, независимо от оказии, своим отвратительным языком, никак не соответствующим ее внешности. Она была из тех женщин, которые долго после замужества и даже после рождения детей выглядят как молодые девушки – стройная, деликатна, с порозовевшим личиком и узкими плечами – чтобы совершенно неожиданно, где-то после тридцати, в один день преобразиться мужиковатую мегеру, словно бы нож гильотины отсек их женственность. Только отец о этого не дожил. Его арест мать восприняла с безразличием – с этого момента муж перестал для нее существовать, она прекрасно знала, что он уже не вернется. И вечно, со злостью, говорила, словно о мертвеце: "Всегда он был слюнтяем и трусом; всякий раз, как меня ударит, тут же плакал и извинялся!". Через несколько лет в ее комнату залетел истекавший кровью скворец и уселся на потолочном карнизе. Мать быстро закрыла окно и произнесла: "Наверняка, сдох!". Вскоре принесли известие, что отец и вправду отдал Богу душу на лоне Священной Канцелярии. Тогда сказала, что птица – то душа ее мужа, и, несмотря на попытки приятелей, никогда не позволила убедить себя в обратном. Схваченную птицу она закрыла в клетке, которую держала в своей спальне, чтобы та могла глядеть на ее милования с другими мужчинами. Однажды она обнаружила клетку пустой, и в тот же день потеряла свою женственность. Сына она била так долго, что от ярости у нее сомлели руки...
Тут до него дошел вопрос:
- Так почему же ты не веришь?!
Грабковский ответил без тени насмешки, ему уже расхотелось: