Читаем Молчащие псы полностью

- Вы прекрасно все поняли, - подтвердил писарь и тут же начал развивать данное утверждение своими скорострельными устами: - Капитан Воэреш хотел сказать, что ему прекрасно известны все случаи, когда взбунтовавшемуся народу ненадолго удавалось захватить власть, возьмем хотя бы мятеж Мазаньелло, когда чернь неделю сотрясала Неаполем, грабя и сжигая все, что попало, а в перерывах восторженно аплодируя приговорам, которые вожак зачитывал на основании физиономии обвиняемых. Ну а в сумме капитан желал пояснить вам, что народ является грозной в своей силе, но темной и неспособной к сознательному действию массой, которая никогда не совершит истинной и продолжительной революции по причине отсутствия чувства государственности и избытка не сдерживаемого произвола, заменяющего закон; ибо так называемая революционная справедливость и правопорядок всегда означают то же самое, что и отсутствие справедливость и правопорядка. А они существуют даже в столь плохой монархии, как наша. Взять хотя бы маршалок Белиньский, как судья не раз против богача признавал правоту бедняка, и он был знаменит этой своей справедливостью, и никакое богатство или влияния не могли этого изменить, в то время как революционные трибуналы, как доказывает история, всегда функционируют на основе права самосуда, возбуждаемого эмоциями. Vulgo – капитан хотел отметить, что он не сторонник народовластия, но теории государства, изложенной Марком Аврелием в "Рассуждениях", то есть, просвещенной монархии, которая уважает закон и свободу подданных, но, поскольку у него всего лишь одна жизнь, и он решил посвятить ее чему-то другому, теперь не собирается сражаться за реализацию данного идеала. Если вы поняли его столь же хорошо, как и я, то давайте уже перестанем говорить об этом и перейдем к князю – российскому послу.

Рыбак покачал головой и продолжил тем же тоном:

- Я понял... понял, что капитан Воэреш придерживается мнения, что поначалу следует защитить Польшу от России, а только потом, в будущем, подумать об исправлении ситуации народа в нашей отчизне.

Семь минут. Из-за двери до Имре дошла мертвая тишина, заменившая говор, возбуждаемый "воронами" и охранниками Рыбака. Желая ее заглушить, венгр поднял голос:

- Ну что, господа, прекратили переливать из пустого в порожнее?! Тогда теперь мне хотелось бы услышать, почему убийство Репнина должно спасти Польшу. Близится пора ужина, в животе у меня урчит, а мы до сих пор стоим на месте!

Какое-то время Рыбак размышлял над ответом, зная, что он должен убедить обоих его собеседников. Когда он начал излагать свою мысль, то делал это тщательно, словно бы разворачивал ковровую дорожку, ведущую к соглашению:

- Сэр Томас Мор, о котором мы сегодня говорили, ответил как-то приятелям на вопрос, почему он упрямится в отношении короля Генриха, приводя им из Тацита историю того цезаря, который не мог осудить на смерть дочь своего врага, Сеяна, поскольку закон запрещал карать смертью девственницу. Император решил эту проблему, приказав поначалу изнасиловать девочку, а уже потом ее казнить.

- Это был Тиберий, - заметил Грабковский, - но какое отношение это имеет к делу?

- Имеет... Мор сказал им: "Господа, быть может, я не смогу предотвратить того, чтобы меня пожрали, но докажу, что изнасиловать меня не удастся!". Так вот, господа: возможно, я и слаб, чтобы предотвратить то, чтобы мою отчизну пожрали, но хочу доказать, что никому не удастся ее изнасиловать. Репнин делает это, подкупая одних, запугивая других и обманывая третьих, а сейчас попытается заставить сейм принять постановления, которые смертельно вредны для Польши.

- Это правда, - согласился с ним писарь.

- Я же желаю доказать кровью насильника, что его дело победой не кончится... Поддаваясь неволе, мы бы потеряли нечто такое, благодаря чему человек остается выше зверя. Это не сапоги, пан Грабковский, это уже достоинство. Без него жизнь представляет собой вегетаию лошади в упряжке. Потому необходимо эту кровь пролить.

- Но если бы, каким-то чудом, наша задумка и увенчалась бы успехом, изменить л это хоть что-то? – спросил Кишш. – Царица пришлет следующего посла, а если будет нужно – пришлет хотя бы и сотню.

- Скорее уже, вышлет стотысячную армию егерей против Пруссии и Австрии, поскольку это берлинские и венские агенты убьют князя Репнина. Державы по меньшим поводам начинали драку, а война между ними – это шанс для Польши.

Грабковский и Кишш обменялись изумленными взглядами. Имре в этот момент пожалел, что у него осталось всего три минуты, так что он, возможно, и не успеет выслушать весь рассказ.

- О каких это агентах вы говорите?

Перейти на страницу:

Похожие книги