Молчащие псы

- Таким вот образом, - закончил Рыбак, - я сделался доверенным вором посольства, что может весьма пригодиться, я же посольству не дал ничего. Маршалок бы меня за это расцеловал, только я уже не мог с ним переговорить, так как он смертельно болел... И подумай еще, пан Грабковский, что было бы, если бы кто-то другой добыл эти письма для Игельстрёма...

В комнату вошел Палубец с сообщением:

- Железки уж разогреты, васа милошть, румяные, что щечки у девахи...

- Ид к черту, - зарычал бледный от ярости Кишш. – Освободи всех тех уродов, извинись... Ну, чего застыл, бегом!

Палубец вылетел за порог, более изумленный (еще один!), чем перепуганный, а Имре, что бледное лицо окрашивали то тени, то желтые огни свечей, подошел к Рыбаку и перерезал веревки у него на запястьях, говоря:

- Я напал на тебя дважды, всякий раз ты называл меня глупцом и был прав. Извини меня, если можешь. Это правда, что один только Господь Бог не ошибается.

Нищий растер онемевшие ладони, бурча из-под усов:

- Даже Господь Бог мне не помог бы так, если бы сегодня утром передал эти письма своему начальнику. Скворчал бы сейчас, прижигаемый словно преступник, и признавался бы к каждой не совершенной мной гадости, как оно и бывает на муках. Но милостивый Господь не допустил и подсказал мне отдать письма лишь завтра.

Он поковылял к дальнему углу комнаты, поднял кусок половой доски и вынул из тайника обрывок бумаги.

- Капитан, - сказал Рыбак, - легковерие никому не было союзником, вы тоже не можете на это рассчитывать. Уж слишком быстро вы принимаете решения. Имеется такая польская пословица: "Спеши потихоньку!". То есть: подумай пару раз... Вы снова приняли решение, не обдумав проблему до конца, потому что хитроумный агент Репнина, опасаясь пана Дзержановского, сделал бы то, что сделал я, тем самым обеспечив себя от подозрений. Эти оригиналы писем и кастрированные копии вовсе не доказывают мою невиновность!... Ваш дядя Арпад действовал осторожнее. В оставшихся от нег бумагах вы должны иметь оборванную половинку некоего документа. Похоже?

- Где-то так, - кивнул Имре; голова его была настолько затуманена, что он уже начал терять ощущение реальности; он не знал, то ли все происходящее творится во сне или наяву. – Дядя получил ту половинку от человека, который помог сбежать от Брюлей в Варшаве. Он говорил, что этот человек – приятель, которого вся наша семья должна благодарить.

- Прошу, вот вторая половинка, этим человеком был я. Моя подпись имеется на вашей половине, а подпись Арпада – на моей. Только теперь вы уже можете верить мне... Я хотел отдать вам это, когда вы будете выезжать на Жмудь, но хочу, чтобы мы, раз и навсегда, покончили с взаимными подозрениями.

- Пан Рыбак, - ответил ему Кишш, - с этого мгновения вы можете располагать мной и моими людьми так и тогда, когда вы этого пожелаете. Готов выполнить все ваши приказы.

- А вы, пан Грабковский? – спросил король нищих.

- Я?... – прошептал писарь, - я хотел вам сказать, что мой отец из любви к Кампанелле и Мору назвал меня Томашем.

- Странно, что никто не сообщил вашему отцу, что Торквемаду тоже звали Томмазо.

- И в этот момент порог переступил новый гость, английский приятель двух королей, короля Польши и короля нищих – лорд Стоун. Он был всего на пару пальцев ниже Кишша, и на четыре – Палубца-Гонсеницы, так что ему пришлось наклонить голову, чтобы не разбить себе лоб. Увидав, что гости стоят, собираясь уходить, он надел на лицо мину расстроенного человека:

- Вечно я опаздывал в школу!... И что мы сегодня прорабатывали сегодня? То же самое? О любви к ближнему, о свободе для связанного и о справедливости к схваченному на горячем?

- Заткнись! – буркнул Рыбак.

- А мне и не нужно говорить, ты это уже сделал.. Я уверен, что мой приятель предсказал вам тот день, когда на землю падет великая заря равенства, расступятся волны морей, и людскому взору покажется воскрешенная столица Солнца. Над которой будут парить ангелы свободного духа... И что он убедил вас, будто бы единственной целью человека и народа является жить так, чтобы тем, которе придут после нас, было лучше. Понятное дело, перед всем этим он был обязан выдать вам, что сейчас все плохо, ибо этот мир настолько ужасно устроен, что сволочи чувствуют себя замечательно, а вот бедняки удручены невозможностью сделаться богатыми сволочами.

- Вы очень верно все говорите, милорд, - вступил ему в слово Грабковский, который уже начал приходить в себя. – В этом и заключается весь секрет жизни. Об этом писал лузитанец Камоэнс в одной из своих поэм, не помню, правда, которой. Все в руках одного паршивого супружества: Господина Случая и Госпожи Натуры. Господь Бог здесь вежливый тесть, который ни во что не вмешивается.

- Сделай то же самое, и тебе же будет на этом выгода! – буркнул Вильчиньский сквозь зубы, улыбка на его лице вдруг сменилась оскалом. – Я тебя не знаю!

Рыбак подскочил к нему с такой скоростью, как будто бы вместо деревяшки у него была третья нога.

- "Алекс", ты что, нажрался?!... Это же наши союзники!