Молчащие псы

Дамиан Вильчиньский, родившийся тогда, когда мать по причине продолжавшейся несколько лет совместной жизни с отцом начала страдать тяжелой болезнью, называемой нервной истерией, был полнейшей физической и психической противоположностью своего брата. В нем ничего не было от волка. У него были черные, прямые и жирные волосы, разделенные строго по средине головы, из которой поглядывали пугливые глазки, вечно готовые отвернуться, и губы, казалось, вечно кривящиеся для плача. Удерживаемый железной рукой отца, у которого выскользнул первородный сын, разговаривал он сдавленным тоном, весьма часто заикаясь или выдавливая из себя едва понятные предложения с чуть ли не болезненным усилием, словно паралитик. Пребывая с ним, нельзя было не испытывать неловкости, в особенности, под влиянием взгляда побитого зверька, потому у него не было ни коллег, ни приятелей. Его ровесники, с которыми можно было познакомиться во время соседских посещений, воскресных месс и ярмарок, сторонились его, сам же он сторонился того, что было их величайшей страстью: охот. Со своими отцами все они охотились так часто, что можно было подумать, будто бы они обязаны это делать, поскольку живут только лишь с охоты. На своих покрытых грязью лошадях они пересекали поля и леса, валились из седла и били шпицрутенами по мордам крестьян, жалующихся на потраву поля или пастбища, а между всеми этими занятиями палили в зверье. Дамиан терпеть не мог ни одной из этих вещей, верхом ездил по принуждению, грохот огнестрельного оружия доводил его до дрожи.

Его жизнь изменилась в момент смерти деда. Тот мальчишкой не интересовался, но в те последние мгновения старого Камыка на сцене появилась девушка, которую Александр привел в комнату умирающего, а потом вывел в сени, и как раз там застал Дамиан. Описание этой сцены в третьей главе предыдущего тома "Молчащих псов", в главе, посвященной "Басёру", я закончил так:

"... он услышал скрип двери и видел младшего брата. Александр рявкнул на него, но тот словно закаменел, не двигался и только пялил глаза. Александр вскочил на ноги, подтянул штаны и вбежал в комнату деда, оставляя селянку на полу".

Тогда нас интересовал лишь Камык и его любимый внук, поэтому мы вышли из сеней вместе с Олеком. Теперь давайте возвратимся туда же и в тот же самый момент.

Дамиан глядел на первую в своей жизни женскую наготу напряженно, но без страха; в ней не было ничего такого, что могло бы его напугать. Девушка лежала, не двигаясь, словно брошенная о землю жаба, своей беззащитностью пробуждая жалость. Дамиан склонился, поднял полосатую юбку и положил ей на живот, словно бы защищая от холода, которым тянуло из открытых на крыльцо дверей. Девушка уселась, после чего оделась несколькими движениями рук, поднялась, а он схватил ее за руку.

А потом он и не заметил, как они очутились в сарае. В темноте девушка казалась привидением, ее силуэт маячил перед ним, и если бы он не касался ее, то усомнился бы, что здесь не один, но когда они легли на сене, и она приподняла сорочку, молочно-белые груди осветили пространство. Дамиан лежал, мигая, совершенно потеряв голову и застыв, в отсыревшем от дождя балахоне и в жестких сапогах из твердой кожи, не зная: что делать. Тогда девушка стала раздевать его своими быстрыми руками, и только это наполнило парня ледовым страхом, который расплавился при столкновении с теплом ее нагих лона, бедер, пальцев и губ, опьяняя ег и поддавая действию звериной памяти пола, высвобождающейся у дохляка точно так же, как у самого эффективного самца. В сарае он остался на ночь, но не спал, вслушиваясь в тишину мрака, чувствуя рядом ее дыхание в тяжелом, пропитавшемся пылью запахе сена, и тут до него дошло, что он стал мужчиной.

И с той поры он был мужчиной по нескольку раз на наделе, но только с ней; от эротических предложений тетки Ксаверы сбежал, пробуждая ее бешенство, величайшее из всех бешенств: бешенство отвергнутой женщины, причем, бешенство удвоенное, поскольку победная соперница, о чем бывшая религиозная старая дева должна была узнать, была прислугой из крестьян!

Сделав это унизительное открытие, старая дева начала плохо спать. Ее мучили настроения неуспокоенной плоти, принимающие форму эротических галлюцинаций во сне. Апогей этих кошмаров пришел одной ночью, которая стала началом одного из наиболее трагических событий тогдашней Польши.