Молчащие псы

Левая часть комнаты была невидимой. Игельстрём отвернул штору пальцем и увидел зеркало в золотой раме, опирающейся на мраморном столике, а выше – крылатую богиню Нике с масляным светильником в ладонях. За столом сидела женщина, сконцентрированная сама в себе, словно дитя, считающее свои пальчики. Под ослепительной диадемой светлых волос была видна голова, достойная резца Поликлета. У схождения носа и бровей поблескивала инкрустированная изумрудами диадема. Тело было окутано ночной рубашкой, похожей на древнегреческий "пеплос", складки которого стекали к туфелькам в античном стиле – все в этом интерьере было стилизовано под Элладу. Обнаженная до пояса спина женщины светилась сильнее масляной лампы; лопатки, длинное углубление позвоночника и округленные вершины бедер, казалось, были сделаны из полированного каррарского мрамора и совершенно не возбуждали его сексуальное влечение. Неожиданно до него дошло, что эта неподвижная спина искушает вонзить в нее кинжал, а шея - чтобы стиснуть на ней пальцы. Тут же в голове мелькнула старая пословица: "Шейка долга, на виселицу годна!

Игельстрём сделал несколько шагов, заглушенных толстым ковром, и увидел, что ожерелье женщины движется! Каждое из его звеньев исполняло конвульсивный танец; то была эпилепсия камней, которая остановила пришельца на месте. Он не понимал, то ли это дрожащий свет свечей вызывает эту иллюзию, то ли он настолько напился, что сейчас у него начались галлюцинации. Игельстрём вытер глаза, только звенья цепочки не перестали шевелиться. Полковник сделал еще пару шагов и только тут заметил, что это живые насекомые!

Об этой женщине он знал очень многое, досье ему предоставили богатое. Он знал, на какую разведку та работает, что ест и что читает, с кем спит, и как это делает, только понятия не имел об этой тайне, ведь у каждой женщины имеется какой-то секрет, который можно раскрыть лишь застав ее врасплох. Мадемуазель Люльер страстно нанизывала живые ожерелья из небольших насекомых, поставляемых ей садовником. Она провела массу экспериментов, чтобы найти место, в котором насекомое можно проткнуть, не отбирая жизни, а когда обнаружила, начала создавать цепочки и надевать на обнаженное тело, прикрывая глаза от тех неземных ласк, которыми наполняли ее кожу отчаянно шевелящиеся ножки и крылышки. Игельстрём стоял и глядел, и никак не мог выйти из изумления.

Насытившись, женщина сняла живую цепочку рукой в кольчатом браслете, который оставл отпечатки на многих спинах, и открыла глаза. Заметив в зеркале стоящего мужчину, она повернулась, но, вместо того, чтобы вскрикнуть, какое-то время мерила его взглядом.

- Кто вы такой? – спросила она.

- Полковник Игельстрём, с нынешнего дня – к вашим услугам.

- К каким услугам?

- Любовным, мадам, - ответил тот, указывая рукой на фреску.

- Вы с ума сошли! – только сейчас воскликнула женщина. – Откуда вы здесь взялись?! Мой слуга...

- Слуга?! – фыркнул Игельстрём, подходя поближе. – Этот болван впустил меня, вопреки приказу, да еще и потерял сознание! Вот до чего дошло! Если это слуга, ну тогда конец! Что за прислуга рождается в этой стране! Я пришлю тебе гораздо лучшего слугу, обещаю.

- Не нужны мне ваши обещания, прошу отсюда выйти!

- Детка, - склонился мужчина над ней, - веди себя хорошенько; знаешь, как наказывают невежливых детей? Их бьют. А взрослых детей бьют по морде, вот так!

И он ударил шпицрутеном по отражению ее лица в зеркале с такой силой, что осколки посыпались на мраморную столешницу. Втиснув голову в плечи, Люльер простонала:

- Чего вы хотите?...

Между уголками губ полковника появилась шельмовская усмешка.

- Хочу ответить на твое чувство, детка. Ты же любишь меня и желаешь, чтобы я полюбил тебя. Я попытаюсь. Ты же взамен перестанешь работать на австрийскую разведку и начнешь работать на нашу. Ведь ты же обещаешь мне это, правда?... А если бы ты не сдержала слово, мне придется сделать с твоим личиком то, что сделал с его отражением. Если не я, тогда кто-нибудь другой, так что не жалуйся королю, это было бы ошибкой. И не пробуй бежать из Варшавы, поскольку это было бы еще большей ошибкой. Тебя догнали бы мои егеря и сделали бы тебе большую бяку. У моих парней пушки между ногами, что даже приятно, когда имеешь дело с одной, но когда тебя обработают четыре десятка, да еще прибавят пару сотен шомполами, попка с обеих сторон разболится так, что можно будет выбросить ее на помойку. А вот ее можно пожалеть.

Вся дрожа, женщина поднялась с табурета, но то была дрожь, дарящая извращенное удовольствие – оба были слеплены из подобной глины.

- Чего вы хотите? – спросила Люльер снова, теперь более возбужденная, чем испуганная.

- Получишь подробные инструкции. В общем же случае, мы желаем чего-то полностью противоположного, чем твоя Вена.

Игельстрём двумя руками схватил ее сорочку и одним рывком разорвал ее.

- Австрийцы ведь желают вот чего, точно так же, как пруссаки. И те, и другие желают разорвать Польшу на куски, чтобы пожрать какой-нибудь из них.