Молчащие псы

Вопреки всему тому, что считал Панин, Екатерина не поверила Репнину польскую миссию только лишь потому, что он был в свойстве с министром. В области выбора подходящих людей для соответствующих заданий она обладала чем-то таким, что немцы называют Fingerspitzengefühl – чутье в кончиках пальцев. Наблюдая за этим конкретным молодцем, она заметила в нем достоинство, более глубокое, чем увертливость тех креатур, которые профессионально занимаются мудростью. В нем ее привлек языковый инстинкт; в его устах самые банальные предложения обретали ценность искушающей поэзии, скорее, по причине тембра голоса, чем из-за содержания, которая тоже достигала вершин точности. Слова у него были стержнем, первичным элементом, способностью, которая заменяла способность к философствованию, и настолько эффективным, что с ними не могла сравниться никакая философия. Как раз этого и не доставало предшественнику Репнина в Варшаве, старому Кайзерлингу – если бы ему довелось искушать Еву, мы до сих пор проживали бы в раю. Репнин же был чародеем слов. В деспотичной операции на польских территориях он мог оказаться незаменимым инструментом, принимая во внимание, что ничто так не воздействует на поляков, как искусная демагогия. Не знаю, существовало ли уже тогда это слово, но искусство это называется именно так. Народ, являющийся невольником слов, это самый лучший материал для порабощения.

К Репнину Екатерина обращалась по-немецки. Русским языком она любила хвастаться, вкладывая огромные и безрезультатные усилия в правильность акцента, вот только умела делать это ненадолго, отдельными высказываниями, дальше уже уставала.

Начала она с того, что ее посол обязан быть апостолом мира, ибо символика мира является величайшей соблазнительницей для побеспокоенных историей обществ. Тут Панин вставил латинскую максиму: Servitutem pacem apellant[21], но императрица тут же резко оборвала его:

- Schweig endlich![22]

Повисла неприятная тишина. Панин напялил маску еще большего смирения, царица же вновь повернулась к ученику:

- Мне рассказывали, как в 1223 году монгольские предводители устроили победный пир. Ели они, сидя на досках, уложенных на спинах лежащих русских князей. Чем больше они ели и пили, тем глубже княжеские тела погружались в землю. В конце концов, всех раздавили насмерть. Сегодня это мы раздавили монголов. Только не так, не насмерть. Монголы подчинились тем, которых победили, поскольку чувство, будто бы ты владелец абсолютных рабов, действует усыпляюще. А чувство, будто бы ты невольник, в конце концов побуждает к борьбе. Понимаешь это?

- Понимаю, Ваше Величество.

- Слушай дальше, все это не так просто. Существуют различные народы, а точнее: различные народы обладают различным духом. Одни народы можно разбить и переселить, чтобы захватить их земли, и мир не поднимет визга – это малые народы, племена. Из других ценой небольших усилий можно сделать невольников, и они охотно будут лизать руку хозяина – это народы с подлой душой, с самой колыбели недостойные самостоятельности, на громадных территориях Азии они растворятся без следа. И, наконец, с третьими невозможно сделать ни первого, ни второго, по крайней мере, не сразу – это поляки. Невозможно аннексировать их государство, потому что тогда нужно было бы делиться с Пруссией, Австрией, Турцией и Бог знает с кем еще; а это нарушает европейское равновесие сил. Во-вторых, этого нельзя сделать вот так сразу, поскольку они превосходные солдаты, и весь народ, при открытой угрозе, походит на взбешенного волка, на которого идет облава. Слишком многого это бы стоило; скорее, их необходимо деморализовать до мозга костей. В-третьих, а следует ли их вообще аннексировать, помещая на тело Империи постоянно гноящуюся язву, эпицентр бунтарского пожара, раскаленный от колыбелей до гробов, от курных изб до дворцов, в корчмах, мастерских, имениях и церквях, грозящий гангреной самому захватчику; страну, вечно идущую на конфликт с иными державами? Не лучше ли оставить им формальную свободу, со всех их театром наименований и символов, которые они так любят, со всей их гоноровой фразеологией, что стала их наркотиком, с конституционными правами фальшивой ценности, и приторочить к седлу невидимой веревкой, один конец которой ты крепко держишь в руке, а второй заякорил в сердцах "молчащих псов", которые исполняют там власть? Только дернешь, и марионетки делают нужный тебе шаг. Это ясно, что я говорю?

- Да, Ваше Величество.

- Узнай же это. Переложи на язык истории.

Огонек страха пробежал по телу Репнина. Он понял, что в эту краткую минуту он либо сдаст, либо не сдаст важнейший экзамен. Про себя он воззвал к Казанской Богоматери, чтобы та пришла к нему с помощью. Решение ему хотелось найти быстро, и он чувствовал, как его мозг потеет от усилий. Всматриваясь в противоположную стенку, он невольно сменил фокус взгляда. И увидел римскую амфору на мраморной колонне в углу.

Нашел!