Эта молодая крестьянка, общаясь с ним, в первую очередь, научилась мыться перед тем, как войти в постель, потом дарить любовью, затем правильно произносить одни слова, а других вообще не говорить; в конце концов, одеваться и даже читать и писать (что было заслугой ксендза-исповедника). Безошибочным женским инстинктом или, возможно, какой-то частицей разума, содержащейся в генах от старого князя Чарторыйского, который заложил свое семя в лоно простой девки из имения, та почувствовала, что самый большой ее враг – это принесенный из хижины примитивизм, и что именно это, в конце концов, надоесть ее любовнику. Потому все свои силы, всякую свободную минутку и каждую каплю крестьянского упрямства, она посвятила подъему на уровень, откуда будет ближе к его сердцу. Вильчиньский заметил это тогда, когда она уже обогатила себя на чувство юмора. Тут он вспомнил себе рассказ деда о царе Кипра, Пигмалионе, и о Галатее, которую тот изваял, и которую оживила Афродита. Той ночью, касаясь ее тела, он осознал, что это столь же красиво, как и то, из слоновой кости. Он испытал удовольствие, которое дает владение драгоценностями, только сердце его не вздрогнуло.
Победа Стефки заключалась в том, что она смогла совершить автомутацию, прежде, чем ему сделалось скучно. Теперь она находилась при нем с той мудростью зрелой женщины, которая знает, что мужчина может быть только лишь рабом или повелителем, и которая всегда останется ребенком, желая, чтобы он был одним и другим одновременно. В ее случае это было бы возможным только лишь тогда, когда она добудет его любовь. Обучаясь – она дала себе время. Все остальное было в руках Творца, которому она жарко молилась всякую ночь, в глубокой тишине, прерываемой храпением лорда Стоуна.
А вместе с нею над каждым днем Вильчиньского стоял на страже Рыбак. Этот таинственный человек, который устроил "Алексу" аристократический дом, а вместе с тем устроил нечто более важное. Он сделал так, что кода король спросил у британского посла в Варшаве, франкмасона, сэра Томаса Роутона, о родственных связях своего английского приятеля, тот ответил, что о своем эксцентричном земляке слышал мало чего, потому что Стоун давно уже путешествует за пределами Англии, испытывая к ней нелюбовь по причине любовной неудачи, еще он подтвердил, что это чудак, но человек честный, после чего провозгласил еще пару таких же банальных истин. Роутон был масоном, выполнявшим приказы Лондона; Рыбак был нищим, Вильчиньский - британским аристократом, ну а я – пришелец с Марса, и у меня зеленые щупальца над третьим глазом. Итак, конец начальному представлению "Басёра", конец работы на сегодня. Мне даже не хочется расписывать остальную часть диалога между Туркуллом и Рыбаком, который выслал пажа с писбмом к Казанове, считая, будто бы неожиданный визит придворного у частого гостя при двре ничьих подозрений не возбудит. Спокойной всем вам ночи!
ГЛАВА 4
ЧЕТЫРЕ ПАЛЬЦА
(Казимеж Вержиньский "Любой, у кого нет отчизны")
Люди рождаются без отчизны, или же делаются без нее в изгнании, иди же просто теряют ее чувство по причине обиды, измены, ненависти, космополитической философии, собственного сволочизма или от глупости, и еще по сотне других причин. Такими по различным причинам были Казанова ("гражданин Европы"), Томатис, Туркулл и Вильчиньский, а к ним еще прибавятся Имре Кишш, некий писателишка и один священник. Присоединятся к пажу и лорду Стоуну, будучи точно такими же потерпевшими крушение. Может это и странно, что в моем рассказе встречается столько проигравших людей, но покажите мне выигравших. В жизни выигрывают чрезвычайно редко (исключения лишь подтверждают правило), и в сумме речь идет лишь о том, чтобы проиграть как можно меньше. Тех же, как раз которых я ожидаю втихую в своей башне, счастливыми азартными игроками не назовешь, а то, что каждого из них жизнь помяла, что для меня повторятся словно икота?...Поверьте, другие начать игру за пурпурное серебро не смогли бы.