Тот с лёгкого размаху ударил по ней.
Подле храма их поджидала церковная двадцатка в полном составе. Семиряков на посту старосты. Потап, плотник и возничий. Василёк. Анастасий, Степан и Никита со своими семьями. Отдельно сидел на старинной чугунной скамеечке с вензелями пьяненький мужичок. Особняком стояли архитектор со священником и счастливо улыбались. Денис Геннадиевич подошёл к ним.
– А знаете, – сказал отец Георгий, сделав поклон в его сторону, – знаете, ведь храм сей не состоялся бы, не будь вашего самого важного участия.
Архитектор, пожимая рукой музыкального склада угловатую руку сотрудника-эколога, согласительно кивал головой.
– Ваша работа действительно хороша, – сказал Денис Геннадиевич, хаотично кидая взгляд на дивное строение, – загляну-ка я внутрь, пока народ его не заполнил.
– Загляни, загляни. Мы ещё тут постоим, пока наши две пары снарядятся.
Учёный-эколог вошёл в притвор. Там он заметил кучку мешочков. Взял один из них, пригляделся, повёл пальцем по ткани и прислонил его к языку.
– Это что? – крикнул он, стоя в дверях.
– Это подарки-рки, – ответил мужичок, сидящий на старинной чугунной скамеечке с вензелями.
– Чьи?
– Да всех-сех, – тот махнул усталой рукой в сторону Пригопки, Римок и Думовеи, а потом и вдоль единственной тут улицы. – От души-ши.
– И что в нём?
– Сласти-ласти. Барин-н в белом, сказал-зал. Посластим-тим, сказал-л.
– Но это не сахар. Это мощнейшая взрывчатка. Надо немедленно выкинуть все эти подарки.
И он сам начал вытаскивать мешочки и раскидывать их далеко от церкви и от собравшихся тут людей.
– Все отойдите подальше, – крикнул он им.
Люди отступились. Но оттуда выскочил Василёк и метнулся помогать Денису Геннадиевичу. Они вдвоём успешно унесли все мешочки, кроме одного, последнего. Его ухватил Василёк, зацепился за вставленный в него детонатор, и его содержимое оглушительно взорвалось в руках. Мужичка на скамеечке взрывной волной смело наземь. Остальные люди качнулись назад, а затем стремительно вбежали в притвор храма. Сквозь облако дыма они увидели на полу Василька с застывшей навечно улыбкой.
Ольга Анастасьевна сняла с себя подвенечную накидку и укрыла ею лицо Василька. Затем, уткнулась в плечо отца. Никто не слышал её рыдания и не видел её слёз. А тишина длилась и длилась.
– Денис Геннадиевич, – прошептала Татьяна Лукьяновна, – вы с Васильком спасли храм и нас.
Мирон, до того размышляющий о жертвенности, смешал в голове все возможные причины её: ради любви, ради благоволения духов, ради нескончаемой длительности жизни. Даже ради изменения поступков в лучшую сторону. А что произошло сейчас?
– А эта жертва ради чего? – возопил он, мысленно кидая взор на лесного старца, на священника, на невесту, сразу очутившуюся вдовой.
Никто его не слышал. Каждый имел в потрясённом сознании собственную думу. И Анастасий средь них повторял давнишние слова. Свои и Оленьки:
«О жизни, значит, о жизни, о жизни; и в каком смысле? – Он легонько тряс головой. – И философия тут ни при чём, нет, а смысл тут самый главный, самый особый, о котором нам теперь никогда не узнать». – Он возражал себе и тогдашним Оленькиным словам, глядя на тело Василька, свободного от рассеянного дыма, теперь отчётливо, даже подчёркнуто лежащего под дочерней подвенечной накидкой.
Архитектор коснулся нагрудного кармана, где покоилась его коробочка из-под обручального кольца, и с особой силой сжал веки. В душе его резануло сильнейшим резонансом давнишнее слишком подобное событие…
Появился злодей. Весь в белом. Он не стал входить в храм. Постоял возле него. Затем, с избытком чувств поднял с земли пьяного и оглушённого мужичка, усадил его на скамеечку, сам посидел рядышком с ним.
– Осечка вышла, – сказал он с тем же избытком чувств. И скорым шагом удалился.
Люди медленно покидали притвор храма. Отец Георгий и зодчий вошли в алтарь и вытащили оттуда длинный стол. Установили его в центре храма. Подняли тело Василька и уложили на столе. К ним подошли плотник и возница. Молча кивнули головами и вышли. Спустя час-полтора, они внесли свежевыструганный дощатый гроб. Пришла и матушка Зоя с новой самотканой скатертью. Постелила её на дне гроба. Тело новопреставленного под невестиной накидкой было аккуратно переложено туда. Гроб с телом поставлен на столе. Священник прочитал краткую молитву, и все вышли.
На третий день состоялась панихида. Однако место захоронения ещё не определилось. Мирон высказал вариант: под овальным поворотным камнем, тем, что зарос многовековым лишайником. «Лучшего места не сыскать», – сказал он, оглядывая всех присутствующих. Многие с ним согласились. Но вмешалась его приёмная мать. Сусанна. Она вошла в храм незаметно, придерживая приспособление с двумя велосипедными колёсами. Невесть откуда взявшейся мощью в её худощавом теле, она ухватила гроб и укатила его на этом приспособлении. И сама похоронила Василька в пещерке Сусаниной горы.