Молёное дитятко (сборник)

Что ж, победа так победа. Подняли, как положено на Кавказе, грузинские парни главный тост — за мир. И на восток — воевать. Развивать успех.

Но еще до заката того же дня те же черные танки на предельной скорости прогрохотали на запад. А в ночь совсем уж вселенский гром раздался, через маленькое Гори к большому Гори русская колонна бронетехники пошла. Идут и идут, фарами нас, погруженных во тьму, слепят. Гусеницами тяжелые танки развалили мост через речку. Получилась пробка. Пока саперы матерились и мост чинили, кто-то в свадебную палатку русских солдат зазвал. Пришло человек тридцать с офицером во главе. Мальчишки тощие, ровесники жениха нашего, Малхаза. Видимо, новобранцы весеннего призыва, только что из «учебки». Ко мне в библиотеку такие парнишки приходят за юридическими знаниями — кто от армии косить хочет на полном и законном основании. А эти в библиотеку не ходили и не откосили. Сидят тихие. Не гордые. Глаза усталые и блестят, как при лихорадке. Что-то они сквозь щели в боевой машине пехоты сегодня углядели такого, чего не ждали. И в них стреляли, и они стреляли. Не холостыми. Но как-то это их не увлекло, не захватило. Весь их жизненный опыт, все установки зеленой юности сегодня в прах обратились. И прах этот, как пепел, на лицах осел. За сутки, от ночи до ночи, они узнали общую на всех и единственно серьезную военную тайну: разницу между жизнью и смертью.

Солдаты взялись за ложки, они были не голодны, они были… не в себе. Им необходимо было не просто поесть горячего, а набить нутро мясом, сыром, помидорами. Жизнью. И мы это видели, понимали. Все, кроме Малхаза. Его грузинские танкисты потрясли. Герои! А эти — нет, не поразили. Неужели эти тех победили? А не наоборот?.. Почему же тогда не радуются, не кричат: «Победа!» Малхазик мечтает об армии, только не знает, о какой. В грузинской форма красивей. И танки чешуйчатые. Но он осетин, наш Малхазик. Пожалуй, грузины танка ему не дадут. А он бы порулил!..

Потихонечку русские солдаты порозовели, приободрились, мужчины стали их расспрашивать по существу: что в Цхинвали? Они сказали, что центр города разбомблен и пожары еще горят. Убитые на улицах неприбранные лежат. Дети, женщины… Дома разворочены танками, в развалинах живые с неживыми. Пахнет там сильно гарью и мертвыми, дышать нельзя…

Не больно они были разговорчивы. Прошлой ночью по тревоге их подняли, и они из «мест дислокации» все едут и едут, не останавливаясь. Они не знают ничего, кроме того, что видели сквозь щели. И что будет с ними через час, и завтра — не знают. А сейчас они просто от души поели на чужой свадьбе. Осовели, спать хочется… Пить офицер разрешил только воду. Раздали мы им с собою сладких чурчхел. И они ушли в ночь. Моторы взвыли, гусеницы загремели, колонна двинулась на запад. А мы остались гадать: дальше-то что? Что с Грузией? Что с Россией?.. Громкоговоритель под конец проорал по-русски, чтоб жители сидели в укрытиях и не высовывались. То есть о нас, как могли, позаботились.

Родню мою разве удержишь… Малхаз, как проснулся, на велике к друзьям покатил, на южно-осетинскую сторону, похвастаться свадьбой и проверить, как в ближних деревнях живут. Вернулся с подбитым глазом и без велосипеда, слава богу, живой. Встретил «казачий добровольческий корпус» из трех «Жигулей», катили добровольцы при шашках, в орденах невиданных, в папахах, с гранатами боевыми в авоськах… На крышах машин барахло везли из разбитых и брошенных жителями домов. Поставили они Малхазу фингал за то, что больно весело на них глазел, велосипед на крышу закинули и покатили дальше. Кэти вернувшемуся живым зятю по физиономии от души смазала, чуть второй синяк не поставила. И я ее не осудила, сама бы добавила, да Малхаз к Нанули убежал, соскучился. Тут и Николай пропал. На своем «Форде» без глушителя кого-то куда-то срочно и за большие деньги повез. Вернулся тоже пешком и без денег. Но пьяный.

На следующий день дали свет, и вода к ночи в кранах забулькала. Война, кажется, на тот час в основном закончилась. И все мы к теленовостям припали. Среди прочего я увидела в новостях один сюжет — про начальника смены на Ингури-ГЭС… Кто бы мог подумать, что этот несчастный начальник не только встретится мне через сутки, но кое-что объяснит очень важное. Отчего я, собственно, и пишу все это… как будто свой же сон смотрю заново…