Молёное дитятко (сборник)

Берт встал, учтиво простился и побежал за другом.

Он застал Женю в главном зале, разговаривающим с черным метрдотелем. Евтушенко требовал счет. А метрдотель объяснял, что все оплачено господином с усами. Тогда Евтушенко достал бумажник — Берт заметил, что руки у него слегка тряслись, — выгреб весь свой недавно полученный немалый гонорар до последнего цента, положил на стойку и пошел к выходу. Берт за ним.

На улице Женя одолжил у Берта денег, закурил, и, пока курил, сказал следующее: «Он все нарочно, он все спланировал… Он хотел меня убить. Но я не умер. Не умер…» Дальше разговаривать не стал, сразу простился и ушел к себе в отель. А непьющий Берт в раздумье отправился в кафе на Бродвее, выпил крепкого кофе, потом виски, потом снова кофе. И пошел к своей машине.

И вот Берт едет по Манхэттену в сторону аэропорта Кеннеди и попадает в пробку. Он никуда не спешит, думает о том, что же такое стряслось и что будет дальше.

Нет, не об атомной войне он думает и не о красоте атомного цветка, а о потрясающей женщине, которая сидела напротив него, так на него и не глянув. «Может, и к лучшему», — думает он. Но кто она Сальвадору? Знает ли ее Женя? И что думает обо всем этом умная Гала?

В параллельном ряду машины потихоньку двинулись, Берту захотелось свернуть в этот счастливый ряд, но не тут-то было. Его не захотел пропустить двухместный японский кабриолет с откинутым верхом, непреклонный до наглости, чуть фару не разбил. Берт опустил стекло, чтоб наорать, но глянул на водителя и чуть сам не врезался в «Форд» впереди. Ряд, в который Берт не втиснулся, единственный продолжал двигаться… вместе с белой машиной, в которой сидела она, та самая юная японка в черном.

«Этого не может быть!» Вот тупая и единственная мысль, которая гудела следующие четверть часа в мозгу Берта, пока он, чертыхаясь и сигналя, выруливал за белым кабриолетом, чтоб разглядеть водителя. Наконец усомнился: у японки голая спина, а спина в кабриолете была не голая, что-то вроде черного пиджака… Он думал глупости, глупо их толковал и не отпускал в нервно ползущей пробке маленькую юркую машинку… Но вот пробку прорвало, машины рванули вперед, наверстывая потерянное время, и кабриолет оказался далеко впереди. Берт ринулся его догонять. Это напоминало слалом на невероятно крутом склоне вершины Кохта-1 в Бакуриани… как будто падаешь, но одновременно закладываешь виражи, как кукурузник в штопоре… Главное, не думать о скорости, вообще не думать, только вписываться в повороты, перескакивая на автобане из ряда в ряд. И вот — догнал! Пошел параллельно белой машинке, ноздря в ноздрю, и та самая японка повернула к нему голову, посмотрела на него, и улыбнулась своим свежим, как лепесток пиона, ртом, и, может быть, засмеялась, как фарфоровый колокольчик… Он не услышал.

В следующий миг что-то огромное надвинулось слева, Берт успел среагировать, он ударил по тормозам, не для того, чтоб уйти от удара, а напротив, спасти от удара маленькую белую машинку с открытым верхом.

Берт очнулся в больничной палате, не чувствуя ни рук, ни ног, ни головы. Над ним склонялось некрасивое, похожее на розовую картофелину в очках, лицо. «Вы о’кей?» — спросило лицо. «Не знаю», — ответил Берт Тодд. И провалился в сон. Поспал, проснулся, и почувствовал, что он более или менее именно о’кей, только ног не чувствует. Раздался телефонный звонок, и женский голос произнес:

— А… вы тот русский… Нет, ваш друг приходил в себя, а сейчас уснул. Ему повезло, в клинике оказался подходящий протез с двумя суставами, да-да, и бедренный тоже… Теперь он на четверть Железный Дровосек, хи-хи… Что-что? В чем это вы виноваты? Почему из-за вас?..

Берд потребовал трубку. И услышал голос Евтушенко.

— Слышишь меня? Я в Лос-Анджелесе, прийти не смогу. Берт, это я виноват!.. Я ведь знал, что должен был умереть. Но удрал в отель и подставил тебя.

— Скажи, кто она?.. — спросил Берт. — Я гнался за ней и подсек грузовик…

— О ком ты? За кем ты гнался?

— За японкой.

Трубка молчала. Отмолчалась и ответила.

— Этого не может быть. Она не умеет водить. Она НИЧЕГО не умеет. Ничем не занята, никого не любит. Как та атомная бомба. Дочь японского посла, аутистка. Живет у Дали в Фигуересе, привязалась к его дому, как кошка… Я в нее влюбился без памяти, до смерти. И сбежал. Он нарочно привез ее, чтоб мучить меня. Чтоб убить. А я подставил тебя.

И Берт ответил:

— Знаешь, я рад.

P.S.