Молитва о Рейн

Несмотря на то, что я потратил на это всю ночь и большую часть дня, работа вышла неприглядной. Могилы неглубокие, холмики грязные, а кресты сделаны из палок, скрепленных травой, но, по крайней мере, я вытащил эту мерзость из ее дома и закопал в землю, где ей самое место.

Я прикусываю нижнюю губу и смотрю, как Рейн открывает глаза. После всего что девочке пришлось пережить, мне меньше всего хочется причинить ей еще боли, но, когда она закрывает рот и нос руками и смотрит на меня, я вижу в ее больших голубых глазах не слезы боли. Это слезы благодарности.

Я притягиваю ее к себе, чувствуя абсолютно то же самое — она здесь, и с ней все в порядке. Даже если она будет со мной еще несколько часов или даже минут, каждая секунда кажется мне ответом на молитву — первую за всю мою жизнь.

Молитва. Это напоминает мне…

— Ты хочешь что-нибудь сказать? — спрашиваю я, целуя ее в макушку.

Она кивает, прильнув к моей груди и поднимает на меня остекленевшие глаза.

— Спасибо, — говорит она, и искренность в ее голосе режет меня на куски. — Не… Я не могу поверить, что ты все это сделал. Для меня.

Улыбаюсь и большим пальцем смахиваю слезу с ее щеки.

— Начинаю понимать, что есть мало чего, что я бы не сделал для тебя.

Это заставляет Рейн тоже улыбнутся.

— Например?

— Чего бы я не сделал для тебя?

Она кивает, и озорной огонек возвращается в ее грустные красные глаза.

— Даже не знаю… не стал бы мочиться на Тома Хэнкса, если он был бы в огне?

Из Рейн вылетает смешок с влажным звуком, и она прикрывает сопливый носик локтем, хихикая. Это самая милая вещь, которую я когда-либо видел.

Наблюдая за ней, стараюсь запомнить каждый звук, каждую веснушку, каждую ресничку. Знаю, что это глупо. Знаю, что не могу взять с собой эти воспоминания так же, как не могу взять ее, но я все равно держусь.

Если она нужна всадникам, им придется вырвать ее из моих холодных, мертвых рук.

Когда ее смех затихает, я указываю подбородком на могилы.

— Я имел в виду, есть ли что-нибудь, что ты хочешь сказать им?

— О, — лицо Рейн мрачнеет, когда она поворачивается, чтобы снова взглянуть на два холмика земли, — нет, — говорит она с разбитым сердцем, но все еще с надеждой на лице. — Я скажу им лично, когда увижу их снова.

Я киваю, надеясь, что это случится позже, а не раньше.

— Итак, что же нам теперь делать? — Рейн шмыгает носом, оглядываясь по сторонам. — Каков новый план?

— Мой единственный план — сидеть в том домике на дереве, — я указываю в сторону деревянной коробки в нескольких ярдах от меня, — смотреть, как садится солнце с этой супер-горячей девушкой, которую я похитил несколько дней назад, а затем, возможно, приготовить ей ужин. Я видел, что в этом месте есть спагетти и блинный сироп.

Рейн сдвигает свои тонкие темные брови:

— Ты хочешь сказать, что ты просто… сдаешься?

— Нет, — говорю я, беря ее за руку и ведя к нашему домику, подальше от этого гребаного дома ужасов. — У меня просто поменялись приоритеты, вот и все.

— Что ты можешь предпочесть выживанию? — спросила Рейн, оказавшись на одном уровне со мной, когда поднялась на первую ступеньку лестницы в домик на дереве.

— Жить, — улыбаюсь.

Затем я наклоняюсь вперед и целую свою девушку, пока еще могу.

ГЛАВА XXV

Рейн

«Жить».

В тот момент, когда губы Уэса касаются моих, я понимаю, что он имеет в виду. Все эти смерти — прошлые и будущие — исчезают, и остается только он — мое живое, дышащее настоящее.

Меня переполняет любовь к нему. Я люблю его за то, что он вернулся за мной. Я люблю его за то, что он спас мне жизнь, хотя у меня осталось всего несколько часов. Я люблю его за то, что он сделал для моих родителей, я же была слишком слаба для этого.

— Я люблю тебя, — шепчу ему в губы, нуждаясь в том, чтобы сказать это вслух. Нуждаясь, чтобы он услышал меня.

Уэс сначала не отвечает. Он просто закрывает глаза и прижимается своим лбом к моему. Все, что он собирается сказать, кажется мне важным, поэтому я задерживаю дыхание, когда он делает один глубокий вдох, достаточный для двоих.

— В тот момент, когда я увидел тебя — понял, что мне конец, — его голос хриплый и низкий. — Я знал это, когда использовал свою последнюю пулю, чтобы вытащить тебя из «Бургер-Пэлас», вместо того чтобы сохранить ее. Я знал это, когда проделал тот дурацкий трюк с собаками, вместо того чтобы оставить тебя в «Хаккаби Фудз». Я знал это, когда в меня стреляли из-за тебя, когда у меня спустило колесо по твоей вине, и когда вернулся в горящее здание, чтобы найти твою задницу. Все это время я думал, что ты отвлекаешь меня от моей миссии, но только когда ты ушла, я понял, что ты была моей миссией.

Уэс открывает глаза, и его зрачки впиваются в меня.

— Мне кажется, я оказался здесь, чтобы найти тебя, Рейн. Просто жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять это.

— Не извиняйся, — шепчу я сквозь комок в горле. — Прости. Похоже, я была настоящей занозой в заднице.