Самое яркое впечатление осталось у меня от 25 июля в первый год моего пребывания в Сарове. Я тогда еще не знал, что в этот день была православная Троица. Меня больше интересовало озеро около Города, а точнее бобры, которых я до этого никогда не видел. Положил я себе непременно сходить туда. В это утром меня как будто кто-то в бок толкнул. Смотрю на часы – пять часов! Все спят, конечно, а у меня ни в одном глазу. «Дай, – думаю, – схожу на озеро». Выбрался за город, иду в березняке, солнце только-только встает. Красота! На озере тишина непередаваемая. Пар от воды, камыш на берегу в лучах восходящего солнца как точеный. Бобровые хатки и плотины, еще несколько минут назад выглядевшие сплошным антрацитом, высыхали на глазах, открывая глазу все свои бревнышки и сучки. В воде, около берега, изредка можно было заметить голову бобра. Щебетание птиц связывало воедино эту неземную красоту. И вдруг послышалось тихое женское пение. Это пение было настолько неожиданным, что я сначала принял его за слуховой обман. Но пение становилось все громче и громче… Можно уже было разобрать отдельные слова. Прислушавшись, я понял, что поют молитвы. Вскоре на противоположном берегу озера, увидел группу женщин в длинных юбках и платьях. Они подошли к трем березам на маленькой полянке, помолившись, омылись в маленькой лагуне около озера. Как я потом узнал, в этом месте был источник. Собравшись вместе, с пением молитв, женщины скрылись в лесу. Через некоторое время и я покинул это дивное место, решив напоследок немного погулять по лесу. Легкий ветерок бродил по верхушкам деревьев, неутомимые муравьи спешили по своим делам, изредка из-под ног взлетала какая-нибудь пичуга. И снова впереди себя я услышал пение. Прибавив шагу, я догнал этих женщин. Последней шла старенькая бабушка, с ней-то и завязался у нас разговор. Она рассказала мне, что сегодня Троица, что этот источник целебный: в нем излечиваются и телесные, и духовные болезни, а называется он Серафимовским. Потом спросила: «А сам-то ты крещеный, в Бога веруешь?» – «Да, понимаете, бабушка, хоть и крестили меня, и молитвы в доме были, но… все это в детстве. Вырос я из этого, что ли… Трудно теперь сказать». На этом мы и расстались.
И вот на этом святом месте мы купались, гуляли. Бобры первые не выдержали – стали исчезать. Я по профессии физик, могу рассказать вам про протоны, электроны, нитроны, я воспитывался в сугубо антирелигиозной обстановке, но когда я приходил на это место, я ощущал… умиротворение. Зимой мы приходили на лыжах, далеко заходили. Видели следы зайцев, лисиц. Интересно было наблюдать, как лиса гонится за зайцем. Возвращаемся домой, подходим к этому месту и останавливаемся. ТИШИНА, БЛАГОГОВЕНИЕ. Как будто проваливаешься в какую-то капсулу…
Хрущев в это время дал команду уничтожать все уцелевшие культовые здания. В Нижегородской области, в Арзамасе стали крушить, жечь деревянные церквушки и городские каменные храмы. Иконы жгли на кострах. Сам видел такие костры.
Приехали однажды к Серафимовскому источнику бульдозеры и все срыли. И березки, и ключи – все закопали. Но прежде чем ключи зарыли, мы набрали из них воду в бутылки и в нашей химической лаборатории сделали анализ. Оказалось, что этой воде цены нет. Эти источники очень богаты радоновыми солями. Туда приходили и животные, и птицы – они чувствовали, где можно вылечиться. И женщины там лечились. Наши врачи говорили, что это находка для женщин – в этих водах можно лечить практически все женские специфические заболевания. Утрамбовали, закатали бульдозером. Ключи перестали бить. Все смяли.
Преподобному Серафиму устроили сруб на холме, близ источника, где он укрывался от дневного зноя. В этом месте преподобный стал проводить все дни, с утра, лишь к вечеру возвращаясь в Саров. Рано утром, в четыре, иногда и в два часа по полуночи старец отправлялся в ближнюю пустыньку. Он шел в своем белом холщевом балахоне, в старой камилавке, с топором в руке. На спине у него котомка, набитая камнями и песком. Поверх песка лежало Евангелие. У него спрашивали, зачем он удручает себя этой тяжестью. «Томлю томящаго мя!» – отвечал старец. Стечение народа, желавшаго, кто лишь взглянуть на него, кто принять благословение, кто спросить у него совета – все увеличивалось. Кто ждал его в Сарове, кто надеялся увидеть его на дороге, кто спешил застать его в пустыньке и быть свидетелем трудов его. Особенно велико было стечение народа вокруг старца в праздничные дни, когда он возвращался после принятия Святых Тайн из храма. Он шел, как подходил к Чаше – в мантии, епитрахили, поручах. Шел медленно среди теснившагося вокруг него народа, и всякому хотелось взглянуть на него, протиснуться поближе к нему. Но он ни с кем тут не говорил, никого не благословлял, ничего не видел. Светлое лицо его выражало глубокую сосредоточенность. Он весь был полон радости и сознания соединения со Христом. И никто не смел прикоснуться к нему.