Молния Господня

  Наконец, в третьем часу пополудни они выехали на дорогу в Тренто. Дорога шла вниз, и лошади, хорошо накормленные от щедрот больцанских властей, шли уверенной рысью. Сильно потеплело. Снег таял, и в воздухе, ещё хранящем запах промозглой сырости и мороза, уже был ощутим непередаваемый словесно, но четко хранимый памятью аромат весны, дурманящий, чуть сладковатый, странно возбуждающий, словно растворяющий в загустевшей за зиму крови бодрящий винный ток. Обмелевшее речное русло, обнажившее донные валуны под желтовато-серыми зеркальными водами, струило оттаявшие потоки среди наледи в почти оголённой пойме. Джеронимо всей грудью вдыхал талый воздух, щурясь, поглядывал в небо, чья лазурь неизменно напоминала ему Аллоро. Как он там пребывает? Созерцает лик Христов, тонет в блаженстве. А вот он вынужден, спасая честь ордена, подлецов из снега откапывать да мерзейших содомитов ловить.

  Что же, всё правильно. Небеса - святым, а ему - в дерьме копаться.

  - Тебе ничего не показалось странным? - голос Леваро заставил Вианданте вздрогнуть. - То, что он так удивительно кстати отыскался, и то, как он выглядел?

  - Элиа, - Джеронимо томно и лениво взглянул на прокурора, - я тебе уже сказал, что этот человек был глупцом. А от глупца глупо ждать ума. И при жизни, и после смерти. Глупо себя вёл. Глупо погиб. Глупо нашёлся. Всё сходится. Кто не желает смягчить своё сердце, кончит размягчением мозга. Если нам удастся приехать засветло, я бы не отказался от бани. А ты?

Глава 17,

в которой инквизитор Тридентиума богословствует, проявляет удивительное благородство,  рассуждает о достоинствах итальянской кухни, а затем нападает, наконец, на след гробокопателей.  Попутно даёт ответ на тонкий казуистический вопрос прокурора, "может ли женщина не быть ведьмой?"

  С Джеронимо произошло что-то странное. Напряжение его души, нараставшее и усугублявшееся во время последних, столь бесящих своей безбожной мерзостью дел, почему-то пошло на спад. Вианданте чувствовал уверенность в себе, неколебимую силу духа и телесную мощь. Это была благодать Господня, ибо сейчас ничто вокруг не могло бы дать ему утешения. При этом, въезжая в город по заснеженной по обочинам дороге, пустив лошадь в галоп по Храмовому переулку и спешившись у дома, где на пороге стояли радостно всплеснувшая руками Тереза и лоснящийся чёрной шерсткой Схоластик, неожиданно испытал ещё одно странное чувство - ощущение дома. Он вернулся домой. Раньше этого не было - нигде и никогда. Он везде был - Вианданте, Странником, гостем, чужаком, нездешним, потусторонним. Но сейчас, усевшись у камина с Элиа, чувствовал себя вернувшимся в свою обитель и, как небесной манной, наслаждался венецианскими клёцками. Вианданте не понимал причин воцарившегося в душе покоя и радости, но упивался ими.

  -Леонардо из Винчи утверждал, что Петрарка любил лавр. Это естественно, ведь лавровый лист служит лучшей приправой для дичи. Сам винчианец считал, однако, что таким мелочам нелепо придавать значение. Это легковесное суждение. Если телячий шницель по-тоскански приготовить без мускатного ореха - мелочь, казалось бы - а блюдо утратит поэзию. "И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма" Почему? Суть тут в том, что мир прекрасен, а зло есть только плохие помыслы и дурные намерения. Аквинат прав. Напрасно Перетто спорил с ним. Я все же склонен думать, что это он с перепоя, а если нет - ну, так он глупее, чем я о нём думал.

  Земную жизнь можно испортить дурным побуждением, которое от дьявола. Но дьявол не может испортить само творение, оно хорошо, как в первый день своего создания, и мир Божий прекрасен. "Оmnе ens est bonum, quia omne ens est ens" - "Всё сущее есть благо, потому что всё сущее - сущее". Этот аквинатов тезис я просто обожаю. Да, всё сотворенное, свободно излитое благой волей, несёт в себе благо. Щедрость Творца - в бесконечно изумляющем разнообразии созданных форм. Быть исполненным неподдельным изумлением, восхищаться красотой бытия, славословить Господа и радоваться - значит, участвовать в божественной благодати, обладать высоким градусом бытия. Быть сумрачным, не замечать благого, умаляя сотворённое - значит, падать, утрачивая бытие, грешить против Господа. А раз так - к чёрту меланхолию! - богословствовал Вианданте, обмакивая мясные клёцки в сметанный соус.

  В этот вечер благодушного покоя, когда они разыграли с Элиа шахматную партию, инквизитор осторожно поинтересовался у друга его душевным состоянием. Былые любовные неурядицы забыты? Элиа задумался. Он действительно успокоился, обрёл силу и странную мощь. Если вспомнить, что полгода назад он искушался греховным умыслом на собственную жизнь, то ныне... Ныне он хочет жить и славить Всевышнего. Джеронимо кивнул и наполнил бокалы. Неожиданно Элиа услышал из уст его слова, которые, как подумал, ему просто померещились.