Молодой Александр

Геты занимали большую часть территории северо-западной Фракии. После изгнания скифов они контролировали оба берега Дуная. У них явно правило более одной династии, поэтому неизвестно, были это те же геты, которые ранее заключили союз с Филиппом, или другие племена. Если кремированные останки, найденные в вестибюле Гробницы II, принадлежат Меде, дочери гетского царя Котеласа, то союз мог буквально сгореть вместе с ее телом. Им удалось собрать большие силы – четыре тысячи всадников и 10 тысяч пехотинцев выстроились вдоль северной стороны Дуная. Их появление провоцировало Александра на нападение, но были и другие факторы, которые подстегивали его к атаке. Впервые в повествовании Арриана использовано слово потос, или тоска, тяга, как дополнительный стимул для Александра. У него появился шанс столкнуться с terra incognita, землями, на которые никогда не ступала нога его отца[878]. Он решил форсировать реку ночью. Небольшой флот должен был перевезти кавалерию и оружие, в то время как остальные люди отправились в сельскую местность, чтобы реквизировать все, что могло плавать, в том числе рыбацкие лодки-долбленки, вырезанные из цельных стволов деревьев, а некоторые наполняли сеном кожаные шатры и плыли на них. Полторы тысячи кавалеристов и четыре тысячи пехотинцев благополучно высадились на противоположном берегу, посреди пшеничного поля, и высокие колосья скрывали их передвижения.

Дунай, район Руссы, Болгария. Фотография автора

Армия вышла из укрытия на рассвете. Александр шагал впереди с пехотой, которая срезала сарисами пшеницу, расчищая путь для тех, кто следовал за авангардом. На открытой местности строй сменился. Александр с конницей занял правое крыло. Никанор, еще один сын Пармениона, вел пехотную фалангу, принявшую форму прямоугольника. Они застали гетов врасплох. «Сплоченность фаланги была ужасающей, натиск кавалерии яростным», – пишет Арриан[879]. Преследуемый Александром, противник отступил к одному из своих поселений, примерно на пять километров вглубь страны. Укрепления были недостаточно крепки, чтобы устоять перед напором македонян, и геты обратились в бегство, затерявшись в обширных степях на севере, известных как Гетская пустыня[880]. Александр не стал догонять их. В этом не было нужды, и история не благоволила тем, кто проникал на такую открытую и обширную территорию[881]. Он взял город, отдал его своим людям на разграбление, а затем сжег дотла. На берегу Дуная Александр принес жертвы Зевсу-Хранителю, Гераклу и божеству рек за то, что они позволили его войску безопасно пройти. В тот же день он вернулся с отрядами в базовый лагерь.

Трибаллы вынуждены были беспомощно наблюдать за тем, как македоняне истребляют гетское войско. Царь Сирм вместе с другими фракийцами на острове разумно решил сдаться и отправил посольство с просьбой о мире. Детали соглашения утеряны, но, судя по всему, Александр позволил Сирму сохранить свое положение в обмен на выплату дани и предоставление вооруженных отрядов. Среди воинов-варваров, позже сопровождавших главную армию в Азию, были трибаллы[882]. Похоже, за этими делами Александр провел на Дунае большую часть лета. Среди тех, кто пришел заручиться его дружбой, были кельты, недавно поселившиеся на Адриатическом побережье, люди большого роста и высокомерия. Александр выпил с ними и воспользовался случаем, чтобы спросить, чего они боятся сильнее всего на свете. Он надеялся, что их ответом будет: «Александра» – как подтверждение его и без того значительного эго, – но из-за труднопроходимой местности и того, что дальнейшие завоевания македонского царя явно планировались вдали от их владений, кельты не видели в нем угрозы. Они ответили, что самое страшное – это падающее на них небо и что пришли к нему они вовсе не из страха перед македонянами. Позже Александр сказал своим друзьям: «Какие хвастуны эти кельты!»[883]