Молодой Александр

На первый взгляд Коринфский союз предполагал свободу, но на самом деле это был механизм македонского контроля. Клятва, священный договор, связала воедино города-государства и народы Греции. Они поклялись соблюдать решения собрания и не воевать ни друг с другом, ни с Филиппом и его преемниками. Если кто-то нарушит мир, он столкнется с могущественной коалицией во главе с Македонией. Второй фрагмент стелы в Эпиграфическом музее сохранил имена некоторых участников собрания, среди которых фессалийцы, амбракиоты, фокейцы, локры, малии, перраэбы и жители Ойи, а также выходцы с островов – Самофракии, Тасоса, Закинфа и Кефаллении (Кефалонии). Рядом с именами указаны числа, которые, вероятно, представляют собой количество голосов, предоставленных каждой партии в совете, а также названы их военные обязательства, зависящие от размеров государства[649]. Вместе два мраморных фрагмента передают звучание многочисленных голосов древних греков, в унисон заявляющих о желании положить конец междоусобным войнам. Во время создания этого союза Филипп продемонстрировал наилучшие дипломатические качества, постепенно выстраивая организацию и способствуя избранию должностных лиц. Вероятно, на следующей встрече, состоявшейся весной 337 года до н. э., он объявил новую стадию своего великого плана: формирование наступательного союза для вторжения в Персию[650].

Идея была представлена грекам как война возмездия, расплата за разрушение персами греческих святынь в 480–479 годах до н. э. Эта кампания поможет сплотить разрозненные общины, а мир между эллинами будет скреплен персидской кровью. Коринфский перешеек был подходящим местом для этого предложения, так как во время персидских войн именно здесь был сформирован Эллинский союз, и Филипп смог воспользоваться воспоминаниями о прошлом, чтобы подкрепить свою идею сильными эмоциями[651]. В этой священной войне он представлял себя защитником богов, сражающимся от их имени, чтобы завоевать расположение греков. Совет проголосовал за войну; у его участников, собственно, не было другого выбора. Филипп был избран главнокомандующим, после чего каждому государству-участнику было приказано набрать войска и начать приготовления[652].

За фасадом благочестивого возмездия скрывались истинные амбиции Филиппа. Провести такую кампанию он стремился давно. Завоевание Фракии и урегулирование греческих дел, хотя и виделись важными сами по себе, служили необходимыми предпосылками для любой серьезной экспедиции на восток. Персы уже заявили о своей враждебности к Македонии, послав войска для защиты осажденных пропонтийских городов, и Филипп хотел раз и навсегда положить конец их вмешательству в греческие дела[653]. Размах его амбиций остается неясным, но весьма вероятно, что они напоминали те планы, о которых говорил Исократ в открытом письме царю, распространенном после заключения Филократова мира: завоевать всю Персидскую империю. Если бы это оказалось невозможным, то минимальной задачей было взять под контроль Малую Азию от Киликии до Синопа или по крайней мере освободить ионийские города этого региона[654]. После битвы при Херонее Исократ, которому уже исполнилось 98 лет, снова взялся за перо и отправил Филиппу последнее письмо, убеждая его вступить в бой: «Будьте уверены, что непревзойденная слава, достойная деяний, совершенных вами в прошлом, будет принадлежать вам, когда вы заставите варваров – всех, кроме тех, кто сражался на вашей стороне, – стать рабами греков и когда заставите царя, которого теперь называют Великим, делать все, что вы ему прикажете. Ибо тогда вам не останется ничего, кроме как стать богом»[655]. Исократу так и не довелось увидеть воплощение своей давней мечты – он умер вскоре после написания этого письма, – но тщательно подобранные слова предполагают, что среди прочих мотивов персидской кампании стремление Филиппа к вечной славе было, пожалуй, самым сильным[656].

Казалось, наступило самое удобное время для кампании. Недавно умер великий царь Артаксеркс III (Ох). Его сын Арс (Артаксеркс IV) унаследовал трон, но первые годы после вступления на престол часто были тревожными для новых монархов, нестабильность играла на руку врагам[657]. Однако Филипп не торопился с походом. Он был вдали от Македонии больше года, и воинам нужно было немного отдохнуть и провести время со своими семьями. Кроме того, слишком рано было говорить о том, окажется ли Коринфский союз достаточно стабильным решением внутренних проблем Греции. На следующую весну планировалась передовая экспедиция, чтобы обеспечить плацдарм для основного вторжения, которое должно было состояться через год. Но прежде чем Филипп покинул Пелопоннес, он нашел время, чтобы заказать уникальный памятник, который увековечил его достижения и продемонстрировал новый статус Аргеадов как вождей греков. Он был возведен в одном из самых почитаемых священных мест в эллинском мире – священной роще Алтис в Олимпии – и стал известен как Филиппейон.