Молодой Александр

Филипп уже использовал Олимпийские игры как полезный инструмент пропаганды. Его лошади и колесницы в прошлом выигрывали прославленный оливковый венок, и он чеканил специальные монеты, чтобы отметить это событие. Элейцы, контролировавшие данную область, сопровождали македонян в Лаконию и были вознаграждены новой территорией, отнятой у спартанцев. Теперь они разрешили Филиппу построить монумент в пределах границ святилища Зевса[658]. Для строительства был нанят знаменитый скульптор Леохарес; вероятно, планировалось завершить его к 111-м Олимпийским играм в 336 году до н. э.[659] Если следовать современной туристической тропе, руины Филиппейона окажутся одним из первых зданий при входе в обнесенный стеной Алтис. Он занимал возвышенное место рядом с Пританейоном (где проходил торжественный пир для победителей Олимпийских игр), святилищем героя Пелопса, холмом Крона и храмом Геры, то есть соседствовал с самыми важными памятниками Олимпии. Долгое время были видны только два концентрических кольца камней фундамента Филиппейона, а также несколько оставшихся мраморных фрагментов, но в 2005 году Немецкий археологический институт провел реставрацию круглого фасада, вернув ему часть первоначального величия. На вершине трехступенчатого мраморного подиума установлены несколько вновь собранных ионических колонн, увенчанных секцией изогнутого антаблемента. Когда-то они окружали зал толоса, в котором находились статуи Аргеадов в натуральную величину, расположенные на полукруглом основании. Считается, что изображение Филиппа было помещено в центре, напротив дверного проема. Его отец, Аминта III, и мать, Эвридика, предположительно, стояли слева от него, Александр и Олимпиада – справа. Павсаний сообщает, что все статуи отделали слоновой костью и золотом, такое сочетание материалов называлось хрисоэлефантина и обладало для греков божественным значением. Колоссальный Зевс Олимпийский работы Фидия, установленный в главном храме святилища, был сделан из того же материала[660].

Для тех, кто никогда раньше не видел Аргеадов, а только слышал об их многочисленных победах, позволивших прежде незначительному царству укрепиться и вырасти, это было первое знакомство с царской семьей. Оно сообщало посетителям святилища все, что им нужно было знать: как выглядели члены царской семьи, былые и настоящие, и насколько громко они готовы заявлять о только что обретенной власти над Грецией.

Филиппейон в Олимпии. Sklifas Steven / Alamy Stock Photo

Эта группа статуй демонстрировала династию далеко не полностью. Старшие братья Филиппа, царствовавшие до него, не были показаны, равно как другие жены и дети Филиппа. Александр и его мать Олимпиада имели высокий статус в царском доме, и символическое положение в святилище отражало реальную преемственность власти Аргеадов. Плутарх сообщает, что к этому времени Филипп сильно любил сына. После успеха при Херонее он радовался, услышав, как македоняне в шутку называют Александра своим царем, а Филиппа – своим полководцем. В этом рассказе вполне может быть доля правды, поскольку и Юстин говорит, что Филипп приказал, чтобы к нему обращались не как к «царю Греции» (титул, неприемлемый для греков), а как к «полководцу»[661]. Добрые отношения между отцом и сыном, однако, продлились недолго. Едва достигнув высот взаимного обожания, они вдруг резко испортились.

РАЗРЫВ

Античные авторы сообщают, что источником раздора была женская половина дома[662]. На тот момент Филипп женился уже шесть раз. Одна из царских жен, Никесиполис, умерла вскоре после рождения Фессалоники, и неясно, кто из остальных, кроме Олимпиады и, вероятно, Меды, оставался в живых, но положение Александра давно сделало его мать самой влиятельной из цариц, и она потеряла бы больше всех, лишившись благосклонности супруга. Примерно в 337 году до н. э. в этой шаткой обстановке появилась еще одна жена. Клеопатра была молодой македонянкой знатного происхождения, племянницей и подопечной царского сподвижника Аттала. Древние историки говорят, что Филипп «влюбился в девушку, когда был уже в неподходящем для того возрасте»[663]. Афиней, писавший в начале III века н. э., но опиравшийся на более раннюю биографию Филиппа, сообщает, что «он разрушил всю свою жизнь», когда привел в царскую семью Клеопатру[664]. Новый брак разворошил осиное гнездо тревог, ревности и неуверенности других жен, в первую очередь Олимпиады. Клеопатра воспринималась как откровенная угроза установленному порядку.