Молодой Бояркин

старым фильмом, пущенным с конца. Люди на экране шагали назад, ели наоборот, то есть не

ели, а вынимали что-то из ртов в тарелки, наполняли ртами бокалы. Автомобили ехали задом

наперед, но шоферы, не опасаясь кого-либо задавить, смотрели в обратную сторону. В

отсвете с экрана Николай окинул взглядом весь небольшой зал, но Дуни не нашел. Он вышел

из клуба, проплелся по улице, посмотрел на светящиеся окна Осокиных и возвратился в

общежитие.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

На следующий день после ужина Бояркин, уже одетый в чистое, сел с книжкой на

кровати. Он ждал, когда стемнеет на улице. Весь день он жил ожиданием вечера, зная, что

если не повезет и сегодня, то останется только как-то пережидать очередные сутки. И когда

он, наконец, вышел на улицу, то почувствовал, что, изождавшись, уже ни во что не верит.

Ноги бежали сами. Он миновал клуб и, подходя к беленой столовой, встретил хохочущих

десятиклассниц, от которых вдруг, не маскируясь и ни словом не оговариваясь, отошла и

взяла его за руку Дуня. Николай жадно смотрел на нее, окаченную белым светом, и видел,

как решительно сжались ее губы. Он невольно отметил, что черты ее лица как бы

утончились, словно она была измучена какой-то болезнью и не совсем еще поправилась.

…За эти дни Дуня пережила многое. Как-то вечером, зная наверняка, что Николай

бродит где-то по улице, Дуня, собрав всю свою твердость, написала в дневничке: "Я сама

пытаюсь обмануть себя, когда говорю, что мне хочется всего лишь прогуляться… Но я не

поддамся слабости. Поссорились мы окончательно. Если я вечером выйду из дома, значит, я

безвольная, ни на что не способная дура!"

И тут – его коротенькая записка! И она удивилась: при чем тут какая-то обида, какие-

то принципы? Ее, глупую, любит взрослый, серьезный человек! И тут Дуня почти физически

ощутила, как Бояркин словно вдвинулся в ее духовное пространство, называемое душой. И

вслед за этим наступило освобождение от сомнений. Пропала угнетающая ответственность

перед Олегом, полюбить которого она себя и вправду заставляла. Теперь он стал не близкий,

но просто хороший парень, друг. Большим открытием стало для нее уже само то, что она,

оказывается, имеет право не любить Олежку, что ничего в этом чудовищного нет.

Действительно, зачем же себя принуждать? Чувства всегда правы. Они настолько правы, что

могут быть уместными в любых обстоятельствах. Это сами обстоятельства могут быть

неуместными для чувств, потому что именно чувства – стержень всей жизни. Это было ее

самостоятельным выводом, и ей тут же захотелось узнать о нем чье-нибудь мнение. Чье же?

Да, конечно, мнение Николая. Он только что вошел в нее, но уже владел всеми мыслями.

И потом, уже, должно быть, в сотый раз перечитывая записку Бояркина со словом

"люблю", Дуня вдруг испугалась – а что если записка имеет прощальный смысл (она видела

уже в ней тысячу смыслов)?!

А вдруг он, не надеясь на нее, возьмет да и полюбит кого-нибудь… Или ту женщину,

которая ему жена. И Дуня за эти два дня измучилась от ожидания. Она ждала автобус. Она

видела, как Николай, выпрыгнув из него, шел в общежитие с рюкзаком на плече. Она уже

воображала встречу, но вечером получила письмо с треугольным штампом. Прямо около

почтового ящика она разорвала конверт и прочитала на одном вздохе. Тоскуя по Дуне, Олег

вспоминал множество трогательных мелочей… Дуня скрылась в свою комнату и, упав на

кровать, проревела весь вечер. Она не вышла на улицу, когда стемнело, не написала ответ и

не выучила уроки. Чтобы побыстрей со всем разобраться, ей хотелось тут же ответить Олегу,

что они теперь не больше чем друзья, но не решилась, и только на следующий день написала

сухое нейтральное письмо,

… Разговаривая, Николай и Дуня шли без дороги и остановились у плетня в узеньком

переулке, по которому лишь однажды проехала скрипучая телега, едва их не зацепив. Из

клуба короткими кусками вырывалась музыка, когда там открывалась дверь. Потом музыка

прекратилась, и Николай проводил Дуню домой.

В общежитие он возвращался не спеша, слегка разочарованный; долгожданная

встреча вышла обыкновенной. Бояркин почти ненавидел себя за это разочарование. Он

почувствовал сегодня, что Дуня потянулась к нему, но он почему-то перестал это ценить.

Более того, сейчас он понимал, что даже если она полюбит его, то и это не станет для него

большим событием, потому что она полюбит по-детски и очень наивно. Конечно, наивность

– это тоже великая сила, но для того, кто сам наивен. Он же, оказывается, любит, скорее

всего, не саму Дуню, а тот образ женщины, который Дуня помогла создать. Но может быть, и

у него все это наивно? Ведь идеал все равно недостижим. Так разве не достойна любви та

девушка, которая этот идеал вызывает? Бояркин ругал себя – не нужно никаких

размышлений, не нужно – нужно просто любить.

* * *

С утра взялись за кладку стены и заделку швов между железобетонными плитами.

Почти все работали на лесах, и прораба Игоря Тарасовича заметили издали. Ожидая от него

множества нелепых, но все же неприятных выговоров, все принялись шутить и зубоскалить

друг над другом. Однако настроение у начальника оказалось превосходным. В этот раз он