Молодой Бояркин

сравнительно быстро добился необходимого стройке кирпича и цемента и в своей надежной

желтой телогрейке, и в сияющих сапогах, шел прыгающей походкой.

Увидев свою необходимость стройке, Игорь Тарасович отправился в путь вчера

вечером, но сумел добраться только до райцентра, где пришлось ночевать в кресле,

согнувшись в три погибели. Сегодня утром он на открытой попутке приехал в Плетневку.

– Что это вы сегодня такой веселый, Игорь Тарасович? – спросил его Санька, когда

прораб здоровался за руку со всеми, кто был не на лесах.

– Да нет, это только с виду. Приболел немного, на машине прохватило. Теперь

кашляю, – сказал прораб и тут же кашлянул.

Потом, повертевшись на объекте с полчаса, он сказал бригадиру, что все-таки пойдет

немного отдохнет, и пусть уж они поработают без него.

– Да как же мы без вас-то, Игорь Тарасович! – воскликнул Санька.

– Ничего, ничего, – успокоил его прораб, – мне надо подлечиться. А то боюсь, что так-

то вы можете вообще меня здесь больше не увидеть…

– Хорошо бы, – тихо сказал Цибулевич.

– Что? – спросил Игорь Тарасович.

– Я говорю, конечно, какая работа больному человеку. .

Игорь Тарасович смело ушел с объекта в общежитие, полностью разделся, поспал,

окреп духом и пошел обедать. После обеда он вновь появился на объекте, теперь уже готовый

руководить изо всей силы.

– Ты неправильно делаешь, – сказал он Бояркину, который заделывал щели между

плитами, – размазываешь широко. – Дай, покажу.

Николай и сам видел, что швы не выходят, но показанное Пингиным его рассмешило.

Он, кажется, никогда не работал мастерком, видел работу только со стороны и думал, что это

просто. Его рука, в которой оказался мастерок, превратилась в негнущуюся рогулину,

которой он пытался вмазать раствор в щель, но раствор тут же вываливался. В поведении, в

жестах Пингина Николаю всегда казалось что-то неестественное, и теперь Николай увидел,

что прораб был левшой, причем правая рука почти совсем не работала. Бояркин вспомнил,

что даже в столовой он брал то стакан, то кусок хлеба только одной рукой. Видимо, у него в

жизни чаще всего была работа, для которой хватало и одной руки.

– Раствор плохой, – мрачно заключил Пингин.

Топтайкин в это время вскарабкивался на леса, и бригадира зацепило, что хаяли

раствор, приготовленный по его рецепту.

– д-Ну-ка, дай! – потребовал он мастерок.

Легкими шлепками, от которых не упала ни одна капля, бригадир быстро забросал

щель и потом одним движением собрал и стряхнул в ведро лишний раствор. Осталась узкая

полоска шва, которая высохнет и станет незаметной. Бояркин воспринял это как фокус. Он

попросил показать еще раз и, внимательно пронаблюдав, понял свою ошибку. Раствор

бросался одной кистью, а не всей рукой – движения были схожи с ударами теннисной

ракеткой.

– Молодец, молодец, – сказал Игорь Тарасович бригадиру. – У тебя выходит даже

чище, чем у меня.

Топтайкин усмехнулся в сторону, влез на леса и обрушился там на Валеру, который,

маясь бездельем, положил несколько кирпичей в стену.

– д-А-ну, отойди! – кричал бригадир с неожиданной злостью. – Всю стену д-испортил.

– Да это не я. Это прораб, – соврал Валера, открывая для раздражения бригадира

самый верный клапан. – Я, наоборот, хотел выправить.

Топтайкин знал, что Пингину никогда не влезть на леса, что Валера нагло врет, и все

же успокоился.

– Сам д-выправлю, – сказал он. – А ты иди и сиди на своем д-кране.

Топтайкин делал кладку перпендикулярно железобетонной стене и, чтобы лишний раз

не проверять ее по отвесу, провел вертикальную меловую черту прямо по бетону.

Пингин, постепенно нахмурившись, долго и пристально рассматривал эту отметину и,

наконец, спросил, по отвесу ли она сделана.

– д-Конечно! – возмущенно рявкнул Топтайкин, у которого от взгляда постороннего

наблюдателя уже начали криво ложиться кирпичи.

Игорь Тарасович сплюнул и пошел из кормоцеха. В дверях остановился и крикнул

своим тонким голосом:

– Ты смотри у меня! Не кричи! А то ведь я тоже!

Для убедительности он топнул ногой и погрозил кулачишком.

– д-Дурак, – тихо сказал Топтайкин.

Николай тихонько смеялся про себя. "Нет, с такими мужиками можно жить, – подумал

он, чувствуя сегодня в душе порядок и покой по всем пунктам".

А вечером, когда стемнело, Бояркин снова вышел на улицу. Подойдя к клубу, он

увидел приближающихся девчонок-десятиклассниц. Среди них была и Дуня. Поджидая ее,

Николай взглянул в небо. Вечные, перемигивающиеся звезды на нем уже не имели никакого

предостерегающего значения, потому что он в это время был вечен от ощущения счастья.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

На День Победы радио посулило дождь со снегом. К десяти часам, когда

действительно было хмуро и ветрено, люди стали собираться к обелиску в центре села.

Обелиск с красной звездочкой на острой вершине был сварен в виде вытянутой пирамиды из

листового железа и выкрашен серебрянкой. Его окружили сосенки, посаженные

прямоугольником, и низкий зеленый штакетник. Перед штакетником, уже вне этого мини-

мемориального комплекса, возвышалась основательная трибуна.

Люди, ожидая начала митинга, что-то обсуждали. Бояркин подошел, высматривая