– Красиво, – согласилась Дуня. – Днем я учу здесь билеты, загораю заодно. На этом
месте я обычно играла, когда была маленькой. А еще любила сидеть вон там, на жердушках,
и наблюдать за облаками. Когда долго на них смотришь, всегда тянет упасть на землю.
Однажды я вот так смотрела, и мне показалось, что на самом деле облака не плывут, а стоят,
что это сама земля вместе с жердями, на которых я сижу, с полем, с лесом плавно проходит
под облаками. Я и сейчас еще могу все это так увидеть, если захочу.
Николай прижал ее плечи рукой, и Дуня послушно прильнула к нему. Все было
хорошо, но и это свидание закончилось неожиданно.
– Послушай, Дуня, а как ты относишься ко мне? – спросил Николай. – Только честно.
– Меня очень тянет к тебе. Не знаю, что это такое. Наверное, тоже люблю.
– Что-то не очень верится, – обрадовано сказал Бояркин.
– А хочешь, докажу?
– Как же? – спросил Николай, думая, что она его поцелует.
Дуня вдруг вскочила на ноги и что есть силы закричала:
– Люб-лю-ю!
Ее крик в вечернем сыроватом воздухе прозвучал глухо и нигде не отдался эхом. Дуня
постояла еще с минуту и опустошенно, медленно опустилась на сено. Николай, досадливо
покачивая головой, смотрел куда-то в сторону. Что-то неожиданно сломалось в их
отношениях. Молчание затягивалось. Дуня снова поднялась, прошлась по сену. Постояла,
глядя через огород в сторону своего дома. Николай тоже встал.
– Давай встретимся здесь же через неделю, – сказала она. – Испытаем себя еще раз…
– И что за чертовщина с нами происходит… – вздохнув, проговорил Бояркин.
Они сочувственно, но без всякого сожаления пожали друг другу руки и, не
оглядываясь, разошлись.
…В эту ночь Бояркину приснилось, будто Дуня, подойдя к его кровати, медленно
наклонилась и поцеловала… Это было настолько явственно, что Николай своими губами
ощутил маленькие трещинки на ее губах, которые наяву только видел. Он потянулся, обнял
Дуню и проснулся. Он лежал на спине, раскинув руки так, что одна рука лежала около самой
стены, а вторая свешивалась с кровати. Не веря, что это был только сон, Николай сел на
постели и стал шарить по воздуху вокруг себя, пока не наткнулся на холодную спинку
кровати. "Кажется, у нас с Дуней все идет к завершению, – подумал он. – И даже не потому,
что она хочет этого, а потому, что все кончается во мне самом".
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
Свиданиями с Дуней Бояркин как будто бы уж и не особенно дорожил, но когда ему
пришлось переживать целую неделю, назначенную Дуней для испытания, то большие, яркие,
почти что летние деньки стали для него пустыми и бессмысленными, как мыльные пузыри.
На выходные Бояркин поехал в город. В автобусе он подсел к Саньке, который уезжал
со всеми своими вещами. Почти всю дорогу они или дремали, или глазели в окно. Там
тянулись поля, березнячки, проносились маленькие деревеньки, в которых большой автобус
не останавливался. Было уже недалеко от города, когда Санька повернулся к Бояркину.
– А вот когда людей-то много будет, надо на одной орбите с Землей оборудовать еще
несколько таких же земель, – предложил он. – Расколоть хотя бы на части какую-нибудь
большую планету Солнечной системы и притащить. Ну, произвести там необходимую
химическую революцию, чтобы состав стал примерно такой же, как у нас, а потом лесов
насадить, озер накрапать…
– Да, может быть, так и сделают, – согласился Бояркин. – Живые-то планеты приятней
мертвых. Пожалуй, этим займутся за несколько тысячелетий до начала восстановления.
Чтобы свободные земли были наготове.
– Инте-ересно, – нараспев проговорил Санька, и на лице его появилось восхищенное
выражение: видимо, он любовался какой-то воображаемой картиной. – И как ты только до
всего додумался…
Николай пожал плечами и промолчал. "Все началось с вывода, что счастье состоит в
наиболее полном проживании каждой минуты, – вспомнил он, начиная уже в который раз
конспективно прокручивать свои размышления. – Другими словами, счастье состоит в
расширении личности, в расширении пространства своей жизни. Потом я понял, что счастье,
имеющее конец, бессмысленно, и, чтобы оно обрело смысл, необходимо бессмертие. А потом
я понял, что, став бессмертным и бесконечно расширяясь и в нравственном и, как бы сказать,
во "вселенском" направлении, человек обязательно захочет вместить в свою душу весь
душевный опыт человечества. Его нравственное совершенствование приведет к осознанию
долга перед предками, к нравственной необходимости их восстановления. А "вселенское"
направление приведет к практической хозяйственной необходимости восстановления…"
Николая увлекла еще одна мысль, случайно подсказанная Санькой. "Странно, –
подумал он, – я рассуждаю о восстановлении людей, а сам все еще считаю, будто лес у нас в
Елкино исчез навсегда. Да ведь его же можно просто-напросто насадить". Он представил
картину своего села еще того времени, когда он любил наблюдать с крыши, но
подправленную фантазией: кругом маленькие деревянные дома, блестит Шунда, а за ней
колышется густо-зеленый лес. Николай даже взволнованно вздохнул. И почему в Елкино не
додумаются до этого?