Молодой Бояркин

себе или нет? Я еще не знаю, что ему легче – знать, что он убил своего друга, или то, что этот

друг выжил и знает о его подлости? Интересно, какой груз тяжелее? Жаль, что я не вижу, как

он ест, спит, разговаривает с женой. На улице я его иногда встречаю. Но меня он с такой

бородой не узнает. Раньше-то я брился.

– Так он что же, живет в нашем городе? – вытаращив глаза, спросил Санька.

– Он даже работает на том же нефтекомбинате, где работаете вы и я, – засмеявшись,

сказал Федоров, – Но я никогда не слежу за ним специально. Слишком много чести. Да и на

нефтекомбинат-то я устроился случайно. Просто знал это предприятие больше всех – опять

же по Петиным рассказам. Ну, а если честно, то почему-то не хотелось мне его из виду

терять… Но это так – не главное.

– А где он работает? Какие у него особые приметы есть? – допытывался Санька. – У

нас есть один подозрительный – может быть, он-то и есть.

– Он тебе что, рецидивист, особые приметы иметь? Он вполне обыкновенный. Есть у

него маленькая бородавочка на самом веке, но мимоходом ее не заметишь…

– У нас на установке есть один с бородавочкой, – задумчиво проговорил Бояркин, но

вовсе не совмещая того, которого вспомнил, и того, о ком рассказывал Федоров. – Его зовут

Петр Михайлович Шапкин.

Санька смотрел светящимися глазами. Николай взглянул на Алексея и осекся – тот

смотрел испуганно и не мигая.

– Ну нет, того не так зовут – это просто совпадение, – твердо, словно что-то внушая

Бояркину, сказал он.

– Да чего тут темнить, – горячо наступал Санька. – Скажи прямо, где он работает. Мы

не выдадим себя, только взглянем на него.

– Лучше расскажи, ты хоть на прощание уяснил, где у твоей Тамарки самые

аппетитные места? – спросил его Алексей и тут же сообщил Бояркину: – Все, улетает наш

орел – вызов из Владивостока ему сегодня переслали… Ну, так уяснил или нет? Будет что в

плаванье-то вспоминать?

– Ну, опять начал, – недовольно пробурчал Санька, отстраняясь от стола и краснея, –

надоел уже.

– Надоел. Тебя, молодого, не научи, так ты все перепутаешь.

– Да ну тебя… А то без тебя не знаю.

– Да ты сиди, сиди. Я тебе сейчас еще кое-что поясню…

Как только Саньку с немалым трудом удалось спровадить за дверь, Алексей

повернулся к Бояркину.

– Так ты что же, разве на десятимиллионке работаешь?

– Да. И даже в одной бригаде с Шапкиным. Что, неужели это он?

– Эх-х! – сдержанно воскликнул Федоров. – Надо было сначала хоть спросить, где вы

работаете, прежде чем болтать. Понадеялся, что из двенадцати тысяч человек… мала

возможность.

– Бородавочка у него на нижнем веке, кажется, левого глаза, – сказал Николай, все

еще не веря в совпадение. – Но ты рассказывал, что тот худой был, а этот ничего, справный

такой…

– Худой… Так что тут поделаешь, мы же все стареем, меняемся. Да, невероятно, но это

он и есть – мой Петенька – Петр Михайлович, как ты его назвал.

Некоторое время они растерянно молчали.

– Ну, ладно, – тихо сказал Федоров, – может быть, и хорошо, что ты его знаешь –

поможешь разобраться. Как он тебе?

– Если это он.... Если действительно у Петра Михайловича есть такое прошлое, то

напрасно ты ломаешь голову над якобы какой-то его загадкой. Шапкин трус, и больше

ничего.

Николай рассказал о том, как Петр Михайлович убежал с установки во время аварии,

хотя мог бы пригодиться как один из опытных старых операторов.

– Что ж, может быть… – задумчиво проговорил Алексей. – Простое-то чаще всего и

непонятно.

– Слушай-ка, а не пугнуть ли мне и в самом деле моего Петеньку, если, как ты

говоришь, он всего лишь трус? – спросил вдруг Алексей. – Снять бороду – пусть узнает.

– А почему ты вообще должен прятаться от него? Это он пусть прячется.

– Да, наверное, так и сделаю. Закончится командировка, и побреюсь.

Разговоры окончились около пяти часов утра. Бояркин пришел в общежитие и,

кажется, едва успел положить голову на подушку, как ее тут же надо было поднимать.

– д-Вставай, вставай, – говорил ему Топтайкин, дергая за край одеяла, – д-не будешь

допоздна д-сухарить…

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

Известно, что в громадном людском океане на самом-то деле – через более или менее

длинную цепочку знакомств каждый знаком с каждым, но вполне законная цепочка в два

звена почему-то всегда кажется невероятной. Николай был просто потрясен тем редчайшим,

как ему казалось, совпадением, что Федоров рассказал удивительную историю именно о том

человеке, который был ему знаком. Только тяжелая утренняя сонливость, когда было лень

даже удивляться, заставила Бояркина быстрее привыкнуть к этому факту.

На разнарядке Санька показал прорабу вызов из Владивостока на медкомиссию.

– Нет, не поедешь, – ответил на это Игорь Тарасович так, словно Санька просил

лишний выходной. – Работай, давай, нечего разъезжать. У нас еще вон сколько пола

забетонировать надо. Ты эту неделю будешь работать на бетоне. Бетонировать надо. И никуда

не поедешь.

– Как это не поеду? – изумленно спросил Санька. – Я что, уже и своего голоса не

имею?

– Имеешь, – сказал прораб, – работай, давай.

– Будьте здоровы, Игорь Тарасович, вы, кажется, кашлянули.

– Нет, я не кашлянул, а сказал, – очень умно, с достоинством ответил Пингин.