Читаем Молодой Бояркин полностью

думал – и плакал, и злился – все было, но все равно полз. Счет времени я потерял, потому что

полз и ночью, и днем, а спал, когда отключался. Просто полз всегда, когда чувствовал, что

могу ползти. Мне и сейчас не верится, что все это происходило со мной. Я почти ничего не

помню. Желание выползти было у меня, как инстинкт. И желание понять произошедшее тоже

было, как инстинкт – как будто это могло меня тоже спасти. Иной раз мне тогда даже не

верилось, что меня почему-то хотели убить, и что этого хотел Петя. Я настолько привык

верить в его дружбу, что не находил в себе ненависти. Но если до меня доходило, что все это

так и есть, что мой Петенька – это подлец, какого свет не видел, то я, кажется, полз в два раза

быстрее. Самое трудное было с едой. Сначала я собирал оставшиеся ягодки голубицы,

брусники. Они были как водяные шарики и не восстанавливали сил. Мой Мангырчик от меня

не убегал – он-то, наверное, кормился какими-нибудь зверушками. Наконец, я понял, что

если я не поем хорошо, то уже не смогу двигаться. Я подманил к себе Мангыра, погладил его

и заплакал. Он стал слизывать слезы. Я поговорил еще с ним немного, потом осторожно

вытянул нож из ножен, навалился всем телом и перехватил горло. По предательски,

понимаете, по предательски… Но мне надо было выжить.

Федоров замолчал и стал смотреть в черное стекло. Санька зашвыркал оставшийся

чай из кружки.

– Не люблю я рассказывать эту историю, да и редко кому рассказываю, – через минуту

сказал Алексей. – После всего этого я уже никакую собаку завести не мог.

– А пистолет? – спросил Санька. – Лучше бы застрелить.

– До пистолета мне было, – даже с обидой усмехнулся Федоров. – Я и ружье там же

бросил. Нож был на ремне – он и остался. Даже спичек не было.

– Ох и сволочь же он! – сказал Санька, стукнув кулаком по столу. – И где он только

этот пистолет раздобыл?

– Да я уж говорил – еще от отца – трофейный, немецкий.

– Вот я и говорю, что у того, кто с оружием, всегда руки чешутся…

– И чем же все это кончилось? – спросил Бояркин.

– Выполз я к одной маленькой деревеньке. Как раз к вечеру. Возле леса начинался

огород – почему-то запомнил, что прелой ботвой пахло. Накануне снова снежок выпал, и в

огороде грязища стояла. Пробороздил я по нему на брюхе, и около самого крыльца опять не

то заснул, не то сознание потерял. Меня почему-то не особенно обрадовало, что я до людей

дополз. Во-первых, знал, что все равно доползу, а во-вторых, мне было уже все безразлично.

Подобрали старик со старухой – повезло мне с этим. Содрали с меня все, в бане помыли и

положили на кровать. Я им сразу все честно рассказал и попросил до милиции не доводить.

Милиция защищает беззащитных, а мне хотелось самому что-нибудь интересное, свое, для

Пети придумать. Лечился я долго. Старуха настоящей знахаркой оказалась, даже как будто

рада была все свои знания показать. Травами меня пичкала, и я у нее многому, кстати говоря,

научился. К моему счастью, все пули прошли навылет сквозь шкуру с мышцами. Только

одна, видимо самая первая, застряла, но тоже ничего не раздробила. Старуха ее как-то

выдавила, как чирей. Так что отделался я, как в сказке, хотя и пришлось поваляться. Позже я

старику ружье хорошее подарил. Ну, выздоровел, ходячим стал и уехал домой. Жене,

конечно, все рассказал, но попросил, чтобы не болтала. Да можно было бы и не рассказывать

– у нас тогда отношения-то уже пошли наперекосяк. Стал думать, что же мне со своим

другом сделать. Адрес его известен. Думаю, может быть, для начала как ни в чем не бывало

открыткой с Новым годом поздравить? Или лучше телеграммой – так, чтобы ее в двенадцать

часов вручили и чтобы он от приятного удивления прямо около елки в штаны наложил.

Потом думаю: нет, лучше в гости съезжу и буду вести себя так, как будто я никуда с ним не

ходил, или как будто у меня этот поход из памяти выпал. А главное, позвоню и буду с

улыбочкой ждать, как дверь откроется. Но это тоже не подошло: на такую игру у меня бы

актерских данных не хватило. Планов было много. Один интереснее другого. Но я так ничего

и не выбрал. Однажды даже специально приезжал в город. Сел у подъезда на детской

площадке, а он с женой под ручку пошел куда-то, что-то про билеты говорили – в кино,

наверное. Даже интересно – ведь живет же человек, как и жил. Мне хотелось окликнуть его,

повернуться спиной и спокойно пойти – узнал бы он мою спину или нет? Или обогнать их, а

потом пройти мимоходом и поздороваться или, наоборот, сделать вид, что это не я, что я

совсем другой человек, да спросить, где находится ближайшая парикмахерская. Но ничего

этого я не сделал. А не сделал потому, что и тогда еще не постиг до конца всю ситуацию…

– И что же, ты все так и оставил? – с нетерпением спросил Санька.

– Так и оставил, – сказал Алексей.

– Да ты что?! – воскликнул Санька, подскочив с места.

– Да не ори ты! – осадил его Федоров. – Весь народ поднимешь.

Санька с досадой махнул рукой и сел.

– У меня какой-то стресс произошел. Очень уж я "удивился". Не поверите, но тогда я

почему-то даже курить и выпивать бросил. Даже и теперь я все еще не знаю, сообщить ему о

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Хмель
Хмель

Роман «Хмель» – первая часть знаменитой трилогии «Сказания о людях тайги», прославившей имя русского советского писателя Алексея Черкасова. Созданию романа предшествовала удивительная история: загадочное письмо, полученное Черкасовым в 1941 г., «написанное с буквой ять, с фитой, ижицей, прямым, окаменелым почерком», послужило поводом для знакомства с лично видевшей Наполеона 136-летней бабушкой Ефимией. Ее рассказы легли в основу сюжета первой книги «Сказаний».В глубине Сибири обосновалась старообрядческая община старца Филарета, куда волею случая попадает мичман Лопарев – бежавший с каторги участник восстания декабристов. В общине царят суровые законы, и жизнь здесь по плечу лишь сильным духом…Годы идут, сменяются поколения, и вот уже на фоне исторических катаклизмов начала XX в. проживают свои судьбы потомки героев первой части романа. Унаследовав фамильные черты, многие из них утратили память рода…

Алексей Тимофеевич Черкасов , Николай Алексеевич Ивеншев

Проза / Историческая проза / Классическая проза ХX века / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Лолита
Лолита

В 1955 году увидела свет «Лолита» – третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты Лужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, можно уверенно сказать, что это – книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».Настоящее издание книги можно считать по-своему уникальным: в нем впервые восстанавливается фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века