Читаем Молодой Бояркин полностью

рождения у нее. Волноваться будет, и на работе прогулов наставят". Я думаю, он шутит, и

тоже пошутил: ничего, мол, я тебе объяснительную записку выдам, что ты отличился при

спасении гражданина СССР – еще и медаль дадут. Ехал я на нем без особого стеснения. Он

мой друг, и, случись подобное с ним, тащил бы его я. В тайге всякое случается, и если уж

такое вышло, так сопи и делай что положено, сколько бы это ни продолжалось. На другой

день с рассветом мы прошли часа два. Редколесье кончилось – и снова широченный залом.

Если вы увидите когда-нибудь такие заломы, вы поймете, почему в древности города от

набегов лес спасал. А со сломанной ногой это почти непроходимо. Пробирались мы часа

четыре, даже телогрейки от пота промокли. Петя так устал, что потом, когда я смог на

костылях идти, зайдет вперед меня, упадет на спину, лежит и ждет, пока я доковыляю.

Прошли так еще часов пять с перерывом на обед – и на тебе, снова залом! Мы возвращались

другой дорогой: думали короче. Года за три до этого там был сильный ветер и навалил

деревьев. Петя помог мне сесть около осинки, а сам отошел куда-то в сторону. Я задремал

немного, и вдруг слышу, как он за моей спиной говорит: "Прости меня, Леша". Я хотел

оглянуться, и тут меня в плечо вдруг что-то как хлестнет! Будто большим лиственным

поленом изо всей силы. Я сначала даже ничего не почувствовал и не испугался, а просто

удивился – откуда здесь, так внезапно, такая сила? Оборачиваюсь, а это Петя в меня из своего

пистолетика стреляет. Держит его вот так, навытяжку, в обеих руках, как ковбой, и

постреливает в спину, да так старательно, как будто каждую пулю еще специально руками

подталкивает. С двух шагов всего. Я мог его даже костылем зацепить. Я даже слова не сказал,

только посмотрел на него и как будто заснул. Сколько времени провалялся в этом сне не

знаю, только услышал вдруг: мой Мангыр воет. Я глаза открыл, осмотрелся – темнеет.

Пошевелился, Телогрейка на спине напиталась кровью и запеклась коркой, но ощущение

такое, будто со спины кожу сняли, даже какая-то эфирная легкость в ней – до того все горит.

Смотрю, Мангыр немного прихрамывает, а на том месте, откуда Петя стрелял, куски ваты и

листья со снегом перемешаны. Пистолет там же валяется. Видимо, после выстрелов Мангыр

бросился на Петеньку – охотничья собака выстрелов не боится… Для меня все это было

концом света – даже не в физическом смысле, – тут я сразу поверил, что если очнулся, значит,

подохнуть себе не позволю, а в моральном, что ли… Вспомнил это его прощание: "Прости

меня, Леша". Что же это выходит? Ни с того ни с сего он посылает меня, молодого и

здорового, на тот свет, да еще и прощения по-дружески просит, будто случайно на ногу

наступил. Ничего я понять не мог. Может быть, он обессилел и поддался какой-то иллюзии,

что так мы вообще никогда не выберемся, или, может быть, он действительно не хотел

волновать свою жену и решил поскорее вернуться, или, действительно, так боялся прогулов

на работе? А, может быть, у него уже нетерпение было, как у зека, который не может

перенести нескольких часов до свободы и совершает побег. Но непостижимей всего было для

меня одно: где он взял силу, чтоб решиться убить человека, тем более меня – лучшего друга?

Ведь вместе со мной надо было убить все свое детство, считай, половину своей жизни,

половину самого себя. Да случись все наоборот, я бы такое испытание за честь принял. Стал

я вспоминать, о чем мы говорили часа за два до этого, и еще сильней поразился – ведь он не

как-нибудь случайно стрелял в меня (хотя как это можно – случайно?), он готовился заранее,

потому что спросил, храню ли я его письма и знает ли кто у меня дома об этом походе. Я и не

подозревал, что все вышло как нельзя лучше для него: письмами в то время я обычно печку

растапливал. И в этот раз дом оставил на замке. Жена с ребятишками за неделю до этого к

матери в гости уехала, и я хотел вернуться раньше ее. Корову доить попросил соседку, да и

ей ничего не объяснил. Даже, наоборот, сказал, что я на своем участке буду – пусть, кто надо,

побаивается, не шалит. Выходит, я сам свои следы замел. Думал и о том, что, может быть,

ненавидел он меня как-нибудь тайно. Так вроде не за что. Вот и получается, что стрелял он в

меня просто так. Тащить меня ему явно не хотелось. Убежать было страшно – тогда его бы

всю жизнь кто-то презирал, да не кто-то, а лучший друг, а это тяжело. Так не проще ли

просто взять да и вычеркнуть этого лучшего друга. Человек все равно должен когда-нибудь

умереть, так велика ли беда, если он умрет чуть-чуть пораньше. И ему, Пете, стоит только

сделать над собой усилие – и он через минуту будет свободен, пойдет налегке, и презирать

его потом никто не будет. И найти его не найдешь – уж тут гарантия. Ну, может быть, еще и

алиби какое существовало. Вот и вся арифметика. Я даже и не предполагал, что такие случаи

бывают. Бывают, конечно, только в них свидетели не предусматриваются, чтобы некому было

удивляться такой невероятности. А я вот нарушил правило и поэтому понять ничего не

могу… До чего же бывает темна душа у человека… Полз я больше двух педель и все об этом

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Хмель
Хмель

Роман «Хмель» – первая часть знаменитой трилогии «Сказания о людях тайги», прославившей имя русского советского писателя Алексея Черкасова. Созданию романа предшествовала удивительная история: загадочное письмо, полученное Черкасовым в 1941 г., «написанное с буквой ять, с фитой, ижицей, прямым, окаменелым почерком», послужило поводом для знакомства с лично видевшей Наполеона 136-летней бабушкой Ефимией. Ее рассказы легли в основу сюжета первой книги «Сказаний».В глубине Сибири обосновалась старообрядческая община старца Филарета, куда волею случая попадает мичман Лопарев – бежавший с каторги участник восстания декабристов. В общине царят суровые законы, и жизнь здесь по плечу лишь сильным духом…Годы идут, сменяются поколения, и вот уже на фоне исторических катаклизмов начала XX в. проживают свои судьбы потомки героев первой части романа. Унаследовав фамильные черты, многие из них утратили память рода…

Алексей Тимофеевич Черкасов , Николай Алексеевич Ивеншев

Проза / Историческая проза / Классическая проза ХX века / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Лолита
Лолита

В 1955 году увидела свет «Лолита» – третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты Лужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, можно уверенно сказать, что это – книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».Настоящее издание книги можно считать по-своему уникальным: в нем впервые восстанавливается фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века