Молодой Бояркин

Мне даже кажется, что такие педагогические философы, каким ты воображаешь себя, в

педагогике невозможны. Не надо было тебе бросать институт, он бы тебя, в конце концов,

отрезвил. Для того чтобы что-то изменить, надо сначала выучиться.

– Вот оно как… Ладно, допустим, ты права, но почему же ты раньше-то молчала?

– Я видела, что тебя не переубедить. А ссориться мне не хотелось. Ты мне нравишься,

и я соглашалась с тобой ну. . по-женски, что ли… Вообще мне кажется, что со временем ты

найдешь себе другое поле деятельности.

Бояркин хмыкнул, встал и молча вышел. Обдумывая дома всю сцену, он больше всего

был доволен своим гордым удалением. В словах Лидии было много правды, но он думал, что

предательница не может быть права. Закрепляя твердость духа, он включил радиолу и,

порывшись в пластинках, поставил какую-то квакающую, ехидную музыку времен

молодости Никиты Артемьевича.

После этого объяснения они с Лидией стали лишь очень вежливо здороваться, но

недолгая дружба с ней напомнила Бояркину, что в женщине надо видеть еще и друга. И он

понял, что для спасения себя надо просто побыстрее жениться.

Среди его знакомых были и красивые и умные, но все они вызывали лишь мимолетное

чувство, значение которого Бояркин не переоценивал. Но главной вспышки, рождения

солнца, которое должно было греть потом очень долго, а может быть, и всю жизнь, не

происходило. Зато рос "позорный" счет, и иногда это даже нравилось, ведь если после первой

женщины он стал мужчиной, то теперь как бы становится мужчиной многократно. Хотя,

скорее всего, за какой-то чертой число женщин становится уже не множителем, а делителем:

до этой черты ты еще мужчина с полным набором духовных потребностей, а дальше просто

самец.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

В один жаркий, напекающий голову день Бояркин лежал на горячем пляже и, сузив

глаза, смотрел на остров посреди реки. На острове зеленели кусты, желтел чистый песок. К

острову причалила лодка, из которой выпрыгнули два парня в плавках и стали носиться по

песку, делая крутые виражи и с хохотом падая набок. Они отлично понимали, с какой

завистью смотрели на них с городского пляжа, где песок был пополам с пылью, и к тому же

замусорен окурками, смятыми папиросными пачками. Набегавшись, парни достали из лодки

удочки, забросили их и, уже не зная, чем еще подразнить пляж, разожгли костер из коряг,

принесенных водой. Бояркин, увидев нежно голубую нитку дыма, протянувшегося в

солнечное небо, вздохнул. Это было, пожалуй, единственным его душевным движением с

самого утра. Мысли в голове едва шевелились, как сонные рыбы в прогретой воде. Когда

глаза уставали смотреть на остров, Бояркин начинал наблюдать за голенькими малышами,

которых матери водили по темному заиленному песку у самой воды с выражением умиления,

не понимаемого Николаем. Смотрел он, конечно, и на коричневые тела девушек, которые

здесь вместе с платьями теряли почему-то и таинственность. "Но сколько же их, самых

разных", – снова невольно подумал Бояркин.

И тут, сев на песке, Николай уставился на остров посредине реки, не видя его. Да ведь

это же так просто! Разве может быть готовое соответствие, а значит, и готовая любовь?

Любовь надо строить самому. Для ее построения нужен труд привыкания, притирания

характеров, усилия для более полного понимания, чувствования другого человека. Так велика

ли в этом случае важность выбора? Дело-то ведь не в удачном выборе, а в твоей способности

сделать судьбу из любого варианта. Иначе говоря, у твоей судьбы тысячи дорог, но судьба

может пролечь только по одной. Все пути непредсказуемы и тем равны между собой. Так что

смело иди как бы даже на неприемлемое для себя, потому что ты все равно его переживешь.

Неприемлемое-то еще острее врезается в судьбу. Разве не так было когда-то со службой?

Значит, все в самом тебе. Значит, ты и впрямь можешь иметь самую лучшую женщину на

свете и сам можешь быть для кого-то самым лучшим на свете, если приложишь к этому труд

всей своей души.

Еще некоторое время Николай сидел, привыкая к этой идее, суть которой заключалась

в том, что если раньше любое его знакомство могло иметь любое окончание, то теперь первое

же знакомство должно было окончиться женитьбой. Это было жутковато. Но это был выход!

Бояркин вскочил и легко побежал к воде, высматривая место, куда можно было

нырнуть и ни на кого не наткнуться. Потом, смывая руками песок и пыль со скользкого тела,

он почувствовал себя обновленным. Труд не пугал Николая. Теперь некогда было

разлеживаться на пляже, нужно было хоть что-нибудь делать.

Через несколько дней его новая установка сформулировалась окончательно.

"Привычка – вот платформа, вот путь, через который надежно достижимо настоящее, крепкое

чувство, – записал он. – Привычка состоит: 1) из досконального знания твоей девушки (да

здравствует несходство, обеспечивающее общую, "семейную" широту увлечений, чувств,

взглядов); 2) из доброжелательного понимания твоей избранницы; 3) из снисходительности к

ее недостаткам и каким угодно промахам".

Перечитав только что написанное несколько раз, Бояркин откинулся от стола и,