бы плоские глаза. Наденька сидела в той же позе, но без очков и, видимо, уже давно смотрела
на него.
– Я слушаю, слушаю, – даже немного виновато сказал Николай, – он обманул тебя?
И только тут до Наденьки дошло, что критический момент миновал, что Бояркин
готов поверить чему угодно. Она торопливо и жалко закивала головой, рассыпая слезы со
щек, и шепотом запричитала. Да, да, да – ее обманули. Она была глупая, а он обещал
жениться, обещал свадьбу, обещал ленты, обещал цветы, обещал и обещал… И обманул. И
Наденька сама поверила, что действительно вспоминает это. Она успела сообразить, что
Бояркину не нравятся эти ленты, цветы, кольца, спаянные на крыше автомобиля, и он тут же
возненавидит того придуманного подлеца, который соблазнил ее этим, А чем сильнее он того
"подлеца" возненавидит, тем быстрее простит ее. Говорила она громко, и Николай испугался,
что на них станут оглядываться. Он придвинулся к Наденьке и впервые обнял. Она была
чужой. Она пахла так, как не может пахнуть его женщина. И была к ней лишь одна жалость,
но ни ласки, ни нежности не находилось.
– Ну ладно, ладно, – сказал ей Бояркин, – какой я судья. Я и сам-то не святой. Хорошо,
мы будем жить вместе. Успокойся…
Наденька быстро успокоилась.
– Только вот о чем я хочу тебя попросить, – продолжал Николай. – Обещай мне, что ты
будешь внимательно прислушиваться ко всему, что я буду тебе говорить. Это не унизительно:
ведь я старше тебя, ну и, наверное, хоть немного опытней. Ты обещаешь?
– Да, да, да, конечно, – торопливо заверила Наденька.
Они остановили такси и поехали к Никите Артемьевичу. Дядя сам быстро открыл им
дверь.
– Ты что это делаешь? – с порога накинулся он на Николая. – Где пропадаешь? Почему
не предупредил? Я уж не знаю, что и подумать
– Да ладно, чего уж теперь, – сказал Бояркин, пропуская вперед Наденьку. – Ничего не
случилось. Видишь, я же приехал. К тому же, я женился.
Дядя открыл рот от удивления и с минуту стоял, бесцеремонно уставясь на невесту.
Дома он, как обычно, ходил в одних плавках, но, узнав важную новость, не поспешил
одеваться в брюки и пиджак. Они прошли на кухню и стали молча пить чай. Дядя почти
безотрывно наблюдал за Наденькой, время от времени хмыкал и пожимал плечами.
Николай, снова забывшись, зевнул и тут же попытался оправдаться:
– Спать хочется. Устал сегодня.
– Ох, и дурак же ты, Колька, – заговорил, наконец, дядя. – Я думал, что, отставив
Лидию, ты королеву держишь на примете… Понимаешь, тут у нас за стенкой учительница
живет, – пояснил он Наденьке. – Красавица… Я Кольку с ней познакомил, а он, видишь, что
вытворяет… Нет, Колька, ты скажи, чем эта-то лучше?
– При чем тут лучше, хуже, – промямлил Бояркин, скривившись от дядиных манер.
– Да брось ты свою гнилую философию. Чего ты все из себя корчишь?
Экспериментируешь все… Превратил себя в подопытную крысу. То специально не спит, то
неделю не ест, теперь вон что! Ну, если тебе себя самого не жалко, так хоть родителей
пожалей. Они еще после твоего фокуса с институтом не оклемались, а у тебя уже другой… Ты
их так в гроб вгонишь… Да ты что, в самом деле? Бензина, что ли, на своей установке
нанюхался?
Никита Артемьевич ясно видел, что племянник заблуждается, что он просто еще
молод и неоправданно спешит. Уж к чему, к чему, но к женитьбе-то надо с умом относиться.
Ведь это же надолго. Но как теперь вдолбить это в голову Николая, он не знал и только
злился до головной боли.
Наденька сидела красная и растерянная. Ей хотелось стать совсем незаметной, даже
плакать было страшно.
– Все уже решено, – твердо сказал Бояркин. – Передумывать поздно. Завтра будем
квартиру искать…
– А женись! Черт с тобой! – закричал дядя. – Где вам, молодоженам, постелить?
– Вон там, на полу, – устало сказал племянник.
Наденька всхлипнула и заплакала.
Проснувшись утром, Бояркин посмотрел на Наденьку, и ему не понравилось, как она
спит. У нее почему-то оказались толстые губы, и она лежала с открытым ртом. Вообще же
ему не понравилось многое – утром на свежую голову невозможно было себя в этом
обманывать. Представляя свою жену, Николай хотел, чтобы она была чуткой и стыдливой,
чтобы ее тело таяло даже не от прикосновений, а от намеков на прикосновения. Наденькино
же тело обладало какой-то восковой замедленностью и подчинялось, как ленивый солдат. Это
была самая неженственная женщина из всех, кого ему пришлось знать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Третье свидание было тоже назначено на конечной остановке. На этот раз Наденька не
махнула рукой, увидев Бояркина, и не была оживлена, как раньше. Они вошли в сквер
неподалеку и сели на скамейку.
– У тебя что-то случилось? – спросил Бояркин.
– Ничего, – сказала Наденька и закусила губу.
– Я же вижу. Ну, говори.
– Мамка ругается, что я дома не ночевала.
– Ну, а ты что?
– Она меня по-разному обозвала… А я сказала, что это не просто так, что я замуж
вышла.
– Да? Так прямо и сказала? Ну, и молодец! Вот так и надо. Она, наверное, в обморок
упала. И что говорит?
– Говорит, что так не делают… Что уж если так вышло, то надо по закону.
– Ага, по закону, – торжествующе сказал Бояркин. – Тут-то уж она сразу про закон
вспомнила. А что же ты?