Молодые и злые (СИ)

Артём сам видел, с какой скоростью он катится вниз, и инстинкт самосохранения говорил, что если он ничего не предпримет, то просто разрушит и себя, и свою жизнь, потеряет и жену, и Киру, и работу. И он принял решение, казавшееся ему единственно верным.

Он ввел ее в свою семью.

В тот момент он видел в этом последний шанс сохранить ее расположение, оставить рядом хотя бы в качестве друга, не потерять возможность видеть ее. Мужчина даже не ожидал, что решение окажется настолько удачным.

Кира и Кристина на удивление быстро подружились, мальчишки тоже моментально привязались к новой подруге, которая с ними не слишком церемонилась, и, видимо, это им доставляло особое удовольствие. Жена стала спокойнее и увереннее, будто обретя на «вражеской» стороне верного союзника, стала меньше ревновать и чаще улыбаться, отчего ему самому стало легче дышать. И именно тогда в глазах Громовой вместо извечного равнодушия и отстраненности он впервые увидел нежность и расположение, будто она раскусила его план по сохранению равновесия в их краеугольном мире и благословила его.

Ни один посторонний человек не мог понять этой странной нежной дружбы, не мог разгадать секрет этой гармонии, которую Кира приносила в его сердце и в его семью. Артём тоже успокоился, смирился со своей любовью и научился жить с ней, используя свои чувства во благо. Она перестала мучить и разрушать его, перерастая в тихий и мягкий внутренний свет, который находил отклик в душе девушки. Ему больше не нужно было бороться с собой и с ней, доказывая свои права, она и так была рядом, становясь ближе и понятнее с каждым днем.

Ему не нужно было говорить с ней о своей любви, она понимала его без слов. В те моменты, когда нежность достигала такого предела, что слова сами норовили сорваться с губ, Кира ласково касалась его щеки холодными тонкими пальцами, беззвучно перебивая и отвечая одним взглядом: «Я знаю, все знаю, родной».

Единственной ложкой дегтя в их безоблачном светлом мире оставался Липатов. Пока Громова встречалась с ним, Дзюба ненавидел его всей душой, отчаянно не понимая, что она находит в этом злом и хитром человеке, кроме смазливой, слишком женственной, почти неприятной красоты. Он видел в нем исчадье ада, корень всех зол, проклятье, которое она не заслужила. Но когда они расстались, он возненавидел его еще сильней.

Смотреть, как любимый человек тает на глазах, с каждым днем теряя связь с реальностью, для Дзюбы было невыносимо. Он чувствовал, что Кира стоит на краю, и был готов на все, лишь бы уберечь ее от страшного непоправимого шага, к которому она была близка, как никогда. И он решился. Сделал то, о чем мечтал долгими бессонными ночами, представлял во всех подробностях, почти пережил наедине с собой, то, что казалось невозможным и несбыточным, но оттого еще более желанным.

Артём не беспокоился о том, что будет с их дружбой после, когда целовал ее распухшее от слез лицо, не задумывался о том, что они оба сейчас предают Кристину, когда снимал с Киры одежду и прижимал к себе ее дрожащее от внутреннего льда тело, не вспоминал о выставленных самому себе барьерах и данных обещаниях. Он думал только об одном – как спасти ее от самой себя, заставить проснуться и снова почувствовать жизнь. И она ожила. Пусть ненадолго, всего на несколько секунд, издавая слабый стон и подаваясь ему навстречу, влекомая первобытным инстинктом и наслаждением, которое он дарил ей, на один сладкий миг заглушая душевную боль.

Но на этом Дзюба не остановился. В рамках своей авторской программы реабилитации он потащил Громову в Ниццу вместе со своей семьей, специально арендовав по такому случаю дом побольше. Он сам договорился о ее отпуске со Златопольским, сам оформил все документы, не спрашивая ее мнения. Кира не слишком горела желанием куда-то ехать, но сил на сопротивление у нее все равно не было.

Она была задумчивая и растерянная, много вредничала и капризничала, часто плакала и почти не улыбалась. Друзья особо не дергали ее, позволяя вести себя так, как хочется, но все равно видели, как прованское солнце постепенно проникает в ее израненное сердце, море неспешно залечивает раны, принося долгожданное успокоение. У Киры снова появился вкус к еде, и она с все большим аппетитом уплетала средиземноморских устриц, не забывая при этом ругать французский сервис и отвратительное «Шабли». Она стала больше говорить, особенно когда по вечерам они сидели на веранде дома с вином и сыром, вдыхали аромат нагретой за жаркий день травы и болтали ни о чем, вспоминая связывающие их забавные моменты. Кристине даже удалось увлечь ее шопингом, когда она под довольным взглядом подруги, будто нехотя и больше из одолжения, два часа примеряла в бутике «Шанель» в Каннах платья и жакеты, уйдя в итоге из магазина с двумя увесистыми пакетами, оплаченными кредиткой футболиста.