Молодые и злые (СИ)

Дзюба понимал, что не сможет удерживать ее рядом с собой вечно, что рано или поздно она оправится от своей любви, захочет иметь собственную семью, которую он никогда не сможет ей дать. Он морально готовился к этому и даже почти убедил себя, что отпустит ее, как только появится достойный мужчина, которому он сможет доверить свое сокровище. Однако Громова, по его мнению, совершенно не умела выбирать мужчин, и каждый следующий претендент на ее сердце был хуже предыдущего. Кроме приступов ревности и вороха критики, ее ухажеры не вызывали в нем ничего конструктивного, естественным образом провоцируя ссоры с Кирой, обиды и бесконечные споры. Артём наловчился отваживать незадачливых женихов, словно истинный лев бдительно охраняя свой прайд от чужаков и продолжая тешить себя иллюзией, что проблема не в нем, а в них.

Интерес в глазах Черышева, который он безошибочно распознал еще до старта чемпионата, поставил все на свои места. Артём ничего не имел против Дениса. Наоборот, он отдавал ему должное, считал добрым человеком, талантливым футболистом, и, возможно, одним из немногих, с кем Кира могла бы быть счастлива. Но у Черышева был один недостаток, который с лихвой перекрывал все достоинства. Он мог увезти ее в Испанию, а этого Дзюба никак не мог допустить. Он с трудом пережил год в Туле без нее, и мысль о том, что она будет за несколько тысяч километров от него, в другой стране, сводила его с ума.

Он знал, что поступил с Денисом некрасиво, и ему было по-человечески жаль парня, так неосторожно влезшего в их сложную и запутанную историю. Но тот просто не оставил ему выбора – им двоим не было места в жизни Киры Громовой.

Артём вздрогнул, очнувшись от своих мыслей, погрузивших его в полудрему, когда шасси самолета ударились об асфальт взлетно-посадочной полосы в Москве. Он потер глаза и огляделся по сторонам, всматриваясь в лица своих товарищей по команде.

В столице их ожидал жестокий бой, сражение не на жизнь, а на смерть. Это был первый в истории сборной выход в плей-офф на чемпионате мира, шанс, который выпадает один раз в жизни. Сейчас было не время для личных обид, ссор и семейных драм, сейчас было время для подвига ради своей страны, и Дзюба был к нему готов, как никогда.

====== Глава 20 ======

Макая фильтр в чернильницу рта,

Рисуя кровью по краю бокала,

Рвется на волю хмельная душа,

Но для любви этого мало.

По вечерам гасится свет,

Ты запираешься в крохотной ванной,

Запах вина, дым сигарет...

Очередная семейная драма.

Взрослые игры, детские сны,

Поиск себя затянулся на годы,

Призрачен кайф вечной весны,

Раннее семя, но поздние всходы.

За пеленой будничных дней

Ты забываешь о гранях пространства,

И в рукавах море идей,

Но как предел – эти пьяные танцы.

Мы продуваем балласт, мы скоро выйдем в эфир...

Если есть в этом смысл... Если есть в этом смысл...

СегодняНочью «Эфир»

Совместный с семьей Дзюбы перелет из Самары в Санкт-Петербург стал для Громовой настоящим испытанием. Почти вся ее команда, за исключением Олечки, которую она редко отпускала от себя без веских причин, отправилась в Москву вместе со сборной, и Кира собиралась воспользоваться этим временным уединением, чтобы спокойно поговорить с женой Артёма, прощупать почву и, возможно, скорректировать уже созревший у нее план по восстановлению мира в семье друзей.

Как и в любом деле, за которое она бралась, Громова не сомневалась в успехе. Девушка понимала, что задача перед ней стоит непростая, что для достижения результата потребуется много времени и терпения, но оказалась совсем не готова к тому, в каком плачевном состоянии найдет подругу после вчерашней драмы. Кристина будто постарела на десять лет – от проведенной в слезах бессонной ночи под глазами залегли глубокие тени, всегда живой и горящий ласковыми огоньками взгляд стал каким-то пустым и стеклянным, губы сжались в тонкую напряженную линию.

Весь полет она молчала, отвернувшись к иллюминатору, отвечая только «да» и «нет» на простые вопросы и лишь прерывисто вздыхая на более сложные. Казалось, она не замечает никого вокруг, включая собственных детей, полностью погружаясь в свою боль и разочарование и направляя все силы на то, чтобы просто продолжать дышать в этом новом для нее безвоздушном пространстве. Она могла двигаться, говорить, слышать и видеть, но делала все это словно через силу, оставаясь живой лишь наполовину.

Мальчишки же, напротив, были живее всех живых. Они как будто чувствовали отстраненность матери и пользовались внезапно открывшейся бесконтрольностью на полную катушку. Кире стоило немалых усилий утихомирить этих сорванцов, то и дело норовивших сбить с ног стюардессу, перевернуть на себя горячий обед или покалечить друг друга в беспричинной, но весьма ожесточенной драке. Ребята успокоились, только когда Громова пригрозила примотать их скотчем к креслам, продемонстрировав им инструмент пытки, неожиданно для нее самой оказавшийся в ее сумочке.