Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев

Когда Зумруд ушла на летнюю кухню, Зоя быстро прошла в свою комнату и закрыла дверь на ключ, потом задвинула шторы и, включив настольную лампу, освещающую лишь маленький пятачок под ней, оставляя всё остальное пространство комнаты во тьме, выудила из-под толстовки своё сокровище – украденное из пыльного ящика, из платяного шкафа – мамин дневник. В этих поблёкших строчках была душа её матери, она красным маяком вдруг замерцала в глубине Зоиных глаз. Оказывается, её мама действительно существовала, а не была лишь смутным рисунком на запотевшем окне, не жгучей тоской; она была – стояла, ходила, говорила, чувствовала, сидела так же, как Зоя прямо сейчас, со сгорбленной спиной над письменным столом, прикрывая записи ладонью, чтобы никто не увидел её тайны, и аккуратным почерком выводила слова, в которые Зоя теперь впивалась воспалённым взглядом.

6

Апрель 1993

Мне кажется, я могу изменить мир. Кто, если не я? Покормить бездомного – не такое уж геройство и тем более не преступление. Но все почему-то ругаются, соседи кричат, зачем бомжа привечаешь? Весь подъезд провонял. А я не понимаю, как можно называться хомо сапиенсом, если твои мелочные удобства ценнее целого человека, у него тоже есть сердце, мозг, кости, глаза, уши! пальцы! горло! ноги, нос, кожа… Он такой же, как мы, и звать его – Макар. Я говорю родителям: «Я не съем столько, отнесу Макару», а мама с папой морщатся: «Смотри осторожно, бомжи бывают злые».

Апрель 1993–2

Я себя чувствую цветком, над которым постелили асфальт. Этот асфальт состоит из страхов, боли, неверия в себя. Для того, чтобы пробиться сквозь асфальт, надо лишь поверить, что мне это по силам, и искать лазейки. Как цветок, я сначала должна накапливать воду, энергию и давление. Я не смогу вырасти без воды, тепла и покоя.

Май 1993

Теплынь на улице. Скоро экзамены, я волнуюсь. Рассказала Макару, что учусь в музучилище. Он на следующий день подарил мне бутылку сладкого лимонада. Зачем, говорю, потратил на меня деньги. Но на самом деле я очень обрадовалась, хоть мне и нельзя лимонада. Подумала, ну ничего, один глоток можно. Подожди, говорю, я сейчас стаканы принесу, мы вместе выпьем. А когда вернулась, он исчез.

Май 1993–1

Зинаида Яковлевна сказала, что мне надо раскрыть и услышать свой исполнительский голос. Одно и то же произведение можно сыграть по-разному, можно ярко и наполненно, всей душой, а можно плоско и безлико, будто у исполнителя нет ничего за душой, нет никаких чувств и страданий. «Ты играла веско, виртуозно, по-своему, но всё же неуверенно. Расковыряй себя. Пойми, о чём ты хочешь рассказать». Она считает, что в слепом повторении нот нет никакого смысла. Композитор написал свою музыку, но это лишь предложение для исполнителя, рекомендация. А настоящим режиссёром пианистического кино является исполнитель. И я, по мнению З.Я., должна стать режиссёром авторского кино. Она считает, что у меня есть для этого все предпосылки.

Май 1993–2