Молот ведьм

Осмотр занял немало времени, однако, кроме этих вот следов на шее, напоминавших тени или едва заметные мазки сажи, я ничего не нашел. Конечно, тело Линде было в состоянии, достойном сожаления, но лишь из-за старости и нездорового образа жизни, а не каких-либо внешних причин. Морщинистая желтая кожа на животе, обвисшие вялые грудные мышцы, хрупкие, ломающиеся ногти, испорченные зубы, изогнутые артритом ноги, желтые, с кровавыми нитями белки глаз… Да-а-а, Линде без бархата и шелков выглядел словно вздувшаяся мертвая рыба.

– Апоплексия, – произнес авторитетным тоном один из медиков. – Точно говорю: апоплексия.

– Именно так, уважаемый коллега, – повторил второй медик. – Апоплексия, – возвел очи горе, а в нашем случае – к низкому каменному потолку. – Быстрая смерть.

– Так и запишем в протокол, – кивнул я. – Поскольку ни одна причина, кроме той, на которую указываете вы, ученые мужи, не приходит мне в голову.

Я вежливо попрощался с ними и подмигнул третьему из медиков. Был уверен, что он не станет тревожить коллег или кого-либо еще своими подозрениями о ведьмовском прикосновении, ведь это могло бросить тень на его репутацию.

Мне же лишь оставалось удивляться, что некоторые, веря в силу Сатаны, в то же время не верят, что Зло обладает физической манифестацией. И особенно часто подобная точка зрения распространена бывает среди людей науки – тех, кто забывает, что, кроме телесного, существует еще и духовное. И что, кроме материального, есть еще и нематериальное.

А вот бургграф Линде уже об этом узнал.

* * *

– Колдун? Здесь? В Биарритце? – Шпрингер не хотел верить собственным ушам.

– А чем этот город отличается от других? Его оберегают исключительно сильные реликвии? Или, может, истовая вера мещан? – позволил я себе поиронизировать.

– У нас есть реликвии, – сказал обиженным тоном Шпрингер. – Терние из Тернового Венца Господня и обломок Распятия.

– Когда б собрать все части Распятия, которые как реликвии хранятся в городах, оказалось бы, что Господа распинали на деревянном исполине. А Распятие было невысоким, господин Шпрингер. Писание ясно говорит, что Иисус, дабы покарать грешников, сошел с Распятия. Не спрыгнул, а сошел. Впрочем, – взмахнул я рукою, – это не важно. Даже если бы святыми реликвиями были вымощены ваши улицы, это не слишком бы вам помогло.

– Странные слова для мастера Инквизиториума, – заметил советник бургграфа.

– Трезвые, холодные и разумные, – ответил я. – Ибо верю: вы хотите знать правду, а не успокаивать себя красивыми сказочками.

Он прохрипел что-то невнятное, а потом отер ладонью лоб.

– Извините, мастер. Сам уже не знаю, что делать. Отослал гонцов с письмом к господину прево, сообщили ему о несчастном случае, а пока что я, согласно закону, исполняю здесь… – внезапно он прервал себя. – Разве что вы захотите…

– О, нет! – Я поднял руку. – Я не стану требовать права Инквизиториума, господин Шпрингер, поскольку, во-первых, тогда должен буду объясняться с епископом, а во-вторых, мне совершенно этого не хочется. Но обещаю вам: мы схватим колдуна или ведьму, кем бы те ни были. И сделаем это быстро, чтобы дело не получило огласки. По крайней мере – пока не добьемся успеха.

(Ведьме после первого убийства нужны хотя бы три дня отдыха. Поэтому я и сказал Рите, что у нее будет, если считать палача следующей возможной жертвой, шесть дней жизни).

Шпрингер покивал.

– Ах, да! – Он хлопнул себя по лбу. – Искренне надеюсь, что вы сумеете сдержать зло, мастер.

– Но я должен знать, кем был осужденный. Кто его друзья? Семья? Знакомые?

Шпрингер к этому разговору был готов, поскольку имел при себе несколько листов с протоколами допроса насильника и убийцы.

– Угольд Плеснявый, так его называли, – он поднял на меня взгляд, слегка двинув плечами, словно сам удивлялся этому прозвищу. – Сезонный работник. Нанимался на работы в полях, кузне, складах… Куда удавалось.

– Вагабонд, бродяга.

– Но трудолюбивый. Купец, у которого он работал в последний раз, не мог на него нахвалиться…

– И что за купец?

– Эрнест Шульмайстер. – Чтобы вспомнить, Шпрингеру пришлось заглянуть в документы. – Владеет лесопилками и дровяными складами здесь, в Биарритце, и на околицах. Богатый, – прищелкнул он языком.

– Ну что ж, придется его проведать.

– Как думаете? – На этот раз Шпрингер отвел глаза. – Мы ошиблись? Этот Плеснявый был невиновен?

– А какое мне дело до этого? – пожал я плечами. – Некто совершил насилие и убийство, подозреваемый схвачен, осужден и казнен. Закон восторжествовал. Я тут – чтобы найти колдуна, господин Шпрингер, а не чтобы решать: не совершил ли городской суд во главе с господином бургграфом ошибку, поскольку все хотели, во-первых, как можно быстрее похвастаться поимкой сеющего страх убийцы, а во-вторых, полюбоваться умением знаменитого палача из Альтенбурга…

– Это не так, – тихо прервал меня Шпрингер. – Люди видели его ночью…