Молот ведьм

С удовлетворением отметил, как этот уверенный в себе краснолицый мужчина сразу подрастерял гонор, а со щек его сошел румянец. Шульмайстер встал, с шумом отодвинув кресло, и рванул двери.

– Вон! – гаркнул на кого-то, мне не видимого. – Еще раз здесь увижу – ноги из жоп повыдергаю!

Вернулся, яростно сопя, и снова уселся за стол. Спросил: «Может, пива, мастер?» – но я покачал головой.

– Вы ведь знаете, о чем – или, вернее, о ком – я хотел бы говорить, верно? О вашем работнике, Угольде, – том, кого вчера повесили.

Он всадил нож в исключительно жирный шмат мяса и отрезал солидный кусок. Если бы я сказал, милые мои, что заметил облегчение на его лице, то погрешил бы против истины. Лицо это осталось хмурым и мрачным, но по едва заметному подергиванию лицевых мышц я понял, что он ожидал чего-то куда более худшего, а мои слова застали его врасплох, но в то же время успокоили.

Я не слишком доверяю собственным умениям и вдобавок считаю недостойным самолюбованием полагать себя знатоком человеческих нравов. Но все же я был уверен, что в доме этом случилось или все еще происходило нечто, чего инквизитор не должен увидеть. И теперь я хотел узнать, что же это такое. Однако пока мне была необходима информация об Угольде Плеснявом.

– Я его защищал, – пробормотал купец. – Говорите что угодно – не поверю, будто он убил тех девиц.

– Что же, был он добрым человеком?

– Добрым, недобрым, – пожал плечами Шульмайстер. – Кто его знает? Работал за двоих. При этом можно было положить возле него кошель с деньгами – и не тронул бы. Я ему доверял. В прошлом месяце хотел даже сделать главным на одной из моих лесопилок. Знаете, кроме прочего, он умел читать и писать…

– Была у него семья? Друзья?

Шульмайстер снова пожал плечами.

– Один как перст. Ни с кем не подружился. Даже не спал в челядной, попросил место в сарае, где я раньше держал всякие инструменты. Обустроился там. Был чистюлей. Честным был. И ни одной мессы не пропускал.

– Что ж, получается, лучше вас его никто и не знал, да?

– Меня? Чего это – меня? – купец встрепенулся. – Да чего я там мог знать?

– Но все же вы хотели поставить его главным на лесопилке. Всегда настолько доверяете незнакомым и не известным вам людям?

Он отпил из кружки с пивом – явно чтобы потянуть время.

– Ишь ты, чуть что – так доверие, – сказал, отирая пену с седоватых усов. – Он нравился мне, потому что был трудолюбивым. Всегда нужна свежая кровь, вот что. Всегда новая метла лучше метет, верно?

– Не слишком-то вы мне помогаете, – заметил я. – Что ж, возможно, от вашей семьи или слуг будет больше толку.

– Только не вмешивайте сюда мою семью! – (Ого, похоже, я попал в больное место). – Если на то ваша воля, – добавил он, опомнившись. – Кроме того, я знаю свои права, – закончил чуть настойчивей.

– Это хорошо вас характеризует, – сказал я снисходительно. – Но нынче я вас проведал как друг господина Шпрингера, желающий ему и вам помочь в трудной ситуации. А вы хотите оттолкнуть руку помощи расположенного к вам человека?

Мне не было нужды насмехаться, иронизировать или прибегать к угрозам. Я произнес все это совершенно спокойным тихим голосом, а Шульмайстер побледнел. Ха, странно, но слово «побледнел» частенько появляется, когда я думаю о реакции говорящих со мной! В любом случае купцу пришлось учитывать, что нынче-то я у него нахожусь приватно, исполняя миссию доброй воли, однако завтра… Кто знает?

– И как я могу вам помочь? – почти простонал он. – Не хочу, чтобы у вас сложилось ложное впечатление… Я всегда ценил хорошее отношение доброго господина Шпрингера, но действительно не знаю…

– Послушайте, Шульмайстер, – принял я более резкий тон, ибо этот человек уже потек в моих руках, будто воск. – Раньше или позже, но правда выяснится. Пока что я не хочу вмешивать сюда Инквизиториум, но, если потребуется, вызову на допрос всех ваших домашних. На официальный допрос, Шульмайстер. А вы ведь понимаете, что люди, которых допрашивают инквизиторы, быстро приобретают невероятное желание исповедаться. В грехах своих, чужих и даже в тех, которые еще не были совершены. Вы меня хорошо понимаете?

Он отчаянно закивал. Перспектива официального дознания в его доме и допроса его обитателей должна была напугать. И неудивительно – это пугает любого.

– Я сделаю все, что пожелаете, – сказал он, опуская голову. – Но поверьте: ничего не знаю. Конечно, если хотите, можете проверить коморку Угольда.

К словам «ничего не знал» или «ничего не знаю» я уже привык за время моей инквизиторской карьеры. Не поверите, сколь часто люди пользуются этими избитыми фразами, хотя должен признать и то, что порой говорят они искренне.

Мы вышли черным ходом, и купец провел меня в сарайчик, притулившийся к северной стене. Слово «коморка» оказалось не совсем точным, поскольку пристройка на вид была вместительной, а щели между досками – умело забиты соломенной паклей. Шульмайстер осмотрелся, потом вытащил из кармана ключ и открыл замок. Толкнул дверь. Мы ступили во тьму, и купец негромко выругался, ибо обо что-то споткнулся, – затем высек огонь и зажег лампу.