Молот ведьм

Надо ли описывать, как именно я попал в тот дом людей безбожных и предающихся темным искусствам? Нужно ли описывать тела стражников, которые оставил за собой? Не думаю, что в этом есть необходимость, поскольку я всего лишь исполнял свой долг. Могу только сказать, что делать это я старался с величайшей заботливостью и без лишней суматохи. Со мной было несколько гвардейцев, отправленных настоятелем, достойных доверия и преисполненных мужеством… Ха, да нужно ль подобное мужество, чтобы связать перепуганных людей, кои превращались в соляные столпы, едва лишь узрев черный инквизиторский плащ и серебряный блеск сломанного распятия? Знали, что для них все кончено, но лишь двое вступили в безнадежную схватку, остальные дали себя связать, будто овцы.

Настоятель Вассельрод тоже хотел принять участие в расправе с темным кругом, и мне было непросто его сдержать. Оттого перед дверьми комнаты, где находилась Хагаф, мы оказались вместе.

– Я вас предупреждаю, отче. Это может быть непростым делом. Прошу, останьтесь и подождите меня.

– О, нет! – Он вознес распятие над головой, словно хотел кого-то им огреть. – Вы ведь не думаете, что я отступлю, когда дойдет до схватки с демоном?!

Я лишь кивнул, поскольку знал, что не сумею его сдержать. Что ж, Хагаф, может, и не была из числа наиболее грозных и жестоких демонов, однако все равно была опаснее любого из людей. А об этом частенько забывали, увидев, какой красавицей выглядит в женском обличье. По крайней мере, именно о таком ее облике и говорили книги (и следует признать, что помещенные в них гравюры изображали ее слишком уж прелестной).

– Раз такова ваша воля, – согласился я. – Но помните, что я предупреждал.

Я толкнул тяжелые, двустворчатые двери, и мы вошли в комнату. В нос ударил запах ладана и ароматических масел. Внутри царил полумрак, разгоняемый лишь блеском нескольких лампадок. Хагаф – к счастью, в своем женском обличье – лежала на софе посреди россыпи разноцветных подушек. Были у нее узкое, чувственное лицо и блестящие глаза. Распущенные смолисто-черные волосы волной накрывали тело. Лежала нагая, а смуглая кожа едва ль не сияла в теплом желтоватом свете лампадок. Увидев нас, Хагаф приподнялась на локте, и я заметил небольшую крепкую грудь с торчащим темным соском. Демоница перехватила мой взгляд и медленно прошлась по груди длинными, кроваво-красными ногтями. Я же отметил, что они – на самых кончиках – были остры, будто наконечники копий.

Хагаф тихо вздохнула и по-змеиному облизала губы. Показалось мне или язык действительно был раздвоен?

– Проклятая демоница! – воскликнул настоятель и шагнул вперед с распятием в руке. – Именем Господа нашего, Иисуса Христа, повелеваю: сгинь, изыди! Возвращайся в бездну, из которой явилась!

Хагаф перевела взгляд на настоятеля, однако слова его, казалось, не произвели на нее ни малейшего впечатления. Я же сделал пару шагов вперед и поклонился. Достаточно низко, чтобы выказать уважение, но недостаточно – чтобы унизить себя.

– Госпожа Хагаф, – сказал я. – Прости, что прервали твой отдых.

Она снова взглянула на меня, и взгляд тот был почти гипнотизирующим. Блестевшие черные глаза, казалось, тянули сознание в неизмеримую глубину сладчайших обещаний.

Я усмехнулся.

– Это на меня не действует, госпожа, – сказал ей вежливо. – Я инквизитор.

– Я знаю, кто ты такой, Мордимер Маддердин. Но ведь всегда стоит попытаться.

Голос у нее был тихий и теплый, и даже самые банальные слова, произнесенные им, звучали как грешное обещание. Это был голос, о котором грезят мужчины. Если бы сказала «пойдем» – я пошел бы за ней хоть в огонь.

– Пойдем, – прошептала она.

– Это была лишь метафора, – кашлянул я. – Но все же покорно признаю, что я оценил как твой голос, так и твое мастерство.

Вассельрод стоял в стороне и удивленно переводил взгляд с меня на Хагаф. Он уже опустил распятие, и теперь, казалось, не совсем понимал, что ему делать с этими двумя перекрещенными кусочками дерева.

Я взял крест из его руки, и тот снова сделался Распятием. Я почувствовал силу, которая вливалась в мои ладони. Хагаф глянула на меня чуть встревоженно.

– Нужно верить, что он действует, священник, – пояснил я спокойно. – Распятие – это просто две перекрещенные палочки. И лишь наша вера дает им силу и святость. Верно, госпожа Хагаф?

Она медленно склонила голову, все еще обеспокоенно глядя на мою руку, сжимающую распятие. Я же повернулся и положил его на столешницу, рядом с масляными лампами.

Что бы там себе ни думал Вассельрод, я прибыл сюда не для того, чтобы сражаться с Хагаф, ведь обычно сражаться с демонами столь же разумно, как с помощью дубины поворачивать реку вспять. Или, скорее, как зажигать огонь на складе с порохом. Что, впрочем, не означает, будто порой не нужно этого делать, – просто прибегать к подобным средствам стоит лишь в крайнем случае.

– Не мог бы ты подать мне фрукты? – попросила она.