Молот ведьм

– И что? – крикнула насмешливо. – Вы довольны?

Я приблизился и увидел, что платье ее порвано, а на щеке – огромный, на глазах лиловеющий синяк.

– Как всегда, когда Господь дарует мне счастье победить зло, – ответил я, словно продолжая вежливую светскую беседу.

– Зло? – дернулась она в руках стражников. – Вы называете это злом?

– Да, дитя мое, – повернулся я к ней. – Я называю злом использование еретических книг, называю злом проведение богопротивных ритуалов, называю злом вызов демонов. Или я ошибаюсь?

Ванесса смотрела на меня с яростью, но, как ни удивительно, без страха. Видимо, еще не понимала, насколько высокую цену ей придется заплатить за призыв Хагаф. Но поймет, поверьте мне. Все поймет и будет раскаиваться столь искренне, как только сумеет. А я выслушаю ее покаянную и жалобную исповедь. Буду ее охранять, буду судить, а потом позволю сгореть в очищающем и святом огне, сгореть, благословляя тех, кто даровал ей эту милость единения с Господом.

– Она была вызвана, чтобы уничтожить истинное чудовище! – крикнула Ванесса, и крик этот превратил ее красивое лицо в ужасающую маску. – А вы все испортили… Все!

– Истинное чудовище? – спросил я и дал знак стражнику, чтобы пока ее не уводили.

– О, да. Человека, на совести которого кровь сотен невинных. Человека без достоинства, чести и совести…

– О ком ты говоришь?

– Словно ты сам не знаешь, кто это чудовище! – Она хотела сплюнуть, но рот ее пересох, поэтому только фыркнула. – Князь Хауберг, кто же еще.

После разговора с монахом и уважаемым Конфеткой я и сам догадывался об этом, но утешился, что мои предположения оказались верны.

– И чем же он заслужил столь резкие слова?

– Может, тем, что не садится за стол, не замучив человека? Или тем, что его подземелья полны узников? Или тем, что безнаказанно убивает, насилует и грабит? Или тем, что привечает беглых палачей, дабы те опробовывали на невинных новые инструменты? Или…

– Замолчи, дитя, – молвил я. – У нас еще будет время поговорить, но теперь могу сказать одно: это не касается Святого Официума. Пусть им занимаются имперские судьи, если уж он столь отвратителен, как ты описываешь. Но какое дело до этого инквизитору Его Преосвященства?

Она смотрела на меня в молчании и с каким-то совершенным непониманием в глазах.

– Отправлял ли он черную мессу? Вызывал ли демонов или Сатану? Проклинал ли нашего Господа Вседержителя? Осквернял ли святые реликвии?

Я смотрел на нее – она молчала.

– Отчего же ты, отказавшаяся от Божьей милости и обрекшая себя на вечное проклятие, смеешь считать себя кем-то лучшим, чем он? Кто дал тебе право судить и выносить приговор?

– Вас поймали в ловушку, инквизитор, – сказала Ванесса с отчетливым удовлетворением в голосе. – Заманили в нее, будто слепое дитя. Вассельрод знал, что некто готовится убить его друга князя. Знал, что враги Хауберга вызовут демона. И он использовал вас, чтобы вы, благодаря своим умениям, спасли преступника и убили тех, кто жаждал лишь справедливости и воздаяния за обиды.

Я долго смотрел на нее. Если амулет Хагаф не был передан священнику во время исповеди, значит, он добыл его каким-то другим способом. Может, прекрасная Катрина украла его у бывшей подруги?

И все же я не видел ни за нею, ни за настоятелем большой вины. Конечно, правдивому и набожному христианину следовало бы открыть всю правду, не вынуждая инквизицию проводить следствие. Но я также понимал, что настоятель и его родственница хотели скрыть от меня свою личную заинтересованность в победе князя и в фиаско Ванессы. Важно было одно: дело закончилось триумфом добра, а дорога, что привела к этому триумфу, не имела никакого значения.

– Возможно, все было именно так, как говоришь, – ответил я. – Но какое теперь это имеет значение?

Она молчала, поэтому я отвернулся и кивнул стражнику, чтобы увел ее.

– Зло можно победить лишь злом! – крикнула она мне в спину.

Я слышал, как Ванесса бьется в руках стражников и проклинает меня. Возможно, и была права в том, что порой большое зло следует побеждать с помощью еще большего. Только вот чтобы решиться на такое, нужно иметь много сил. А вызвавшие Хагаф такими силами не обладали.

– Ты чудовище, – доносился до меня ее крик. – Ты, а не Хагаф!

Я рассмеялся собственным мыслям. В том, что она сейчас кричала, было внутреннее противоречие, которого сама она не замечала. Ведь если я – чудовище, кем же должен быть Тот, Кому я столь истово служу?

Змий и голубь

Смерть уже не имеет над Ним власти.

Св. Павел, Послание к Римлянам (6:9)

– Уже собираетесь уезжать, господин хороший? – Трактирщик приковылял к нашему столу, и я видел, что он старается не глядеть в лицо Курносу.

В отблесках каминного пламени Курнос и вправду выглядел страшнее обычного, а неровный широкий шрам, уродовавший его щеку, казалось, ритмично пульсирует: словно под кожей у него живут толстые черви и, подергиваясь, изо всех сил стремятся выползти наружу.

– А тебе-то что за дело? – рявкнул Первый. Он нынче был не в духе.