Молот ведьм

– Все-все-все, – произнес успокаивающим тоном. – К делу – значит, к делу. Скоро год, как наследник Штаннеберга повесился на воротах собственной конюшни, а усадьбу приняли господа Хаустофферы. Отец и сын. Приехали со слугами, с охраной, но… – он сплюнул в угол комнаты, – в трактир даже не зашли ни разу. Сидят там у себя – и носа не высунут. Только слуги их порой по селам проедут… Солтиса в Торфяниках повесили, потому что не слишком быстро стремя принял… А он свободным человеком был… – Трактирщик снова хотел сплюнуть в тот же угол, но на этот раз лишь оплевал себе кафтан. Растер слюну ладонью. – А только вот теперь у нас люди стали по ночам пропадать. Выйдет кто в сумерках из дому – и не возвращается. В Старухове даже стражу начали выставлять.

– Ну-ну, – сказал я. – Может холопы просто сбегают?

– Да если бы, – махнул он рукой. – Уже десятка два пропало.

– И говорите – всегда только в сумерках? – невнятно – он как раз ковырял пальцем в зубах – проворчал Курнос.

– Ага, в сумерках. Говорят, что господа Хаустоффер – они…

Уже некоторое время я примечал, что к нам присматривался плечистый седой мужчина, что стоял в паре-тройке шагов за спиной трактирщика. Я не реагировал, поскольку никаких тайн у нас не было, а сам я – человек покладистый и мягкосердечный. Хочет слушать – пусть слушает. Одет он был достаточно богато, а у пояса висела украшенная дорогими каменьями и обвитая по ножнам золотой нитью сабля. Да и рукоять оружия смотрелась чрезвычайно богато.

– Вампиры! – рявкнул он внезапно, заканчивая предложение, начатое трактирщиком.

Трактирщик дернулся, будто кто воткнул ему шило в зад, и оглянулся в страхе. Когда увидел, кто перед ним, вскочил и отпрыгнул в сторону.

– Так я принесу еще пива! – громко сказал он и спрятался за стойкой.

Курнос рассмеялся во все горло. Смех его был почти таким же милым, как и лицо, но плечистый мужчина лишь глянул с интересом. А ведь редко кто смотрит на Курноса без страха и отвращения.

– Позвольте, господа, представиться, – басовито сказал седой. – Я Йоахим Кнотт, управляющий его вельможности барона Хаустоффера, – он слегка поклонился.

Я встал с лавки и вернул ему поклон.

– Садитесь, прошу, – сказал, показывая на свободное место. – Может, выпьете с нами кружку-другую?

Интуиция подсказывала мне, что дурацкие беседы с трактирщиком могут смениться чем-то куда более интересным. Ведь управитель заговорил с нами не только из чистосердечного желания покалякать с путниками, задержавшимися в паршивом трактире?

– Я не услышал вашего имени, – сказал седой сурово, глянув на меня исподлобья.

– Поскольку я его не называл, – усмехнулся я обезоруживающе. – Не всякий захочет сидеть в моем обществе, когда его услышит.

– Позвольте все же мне рискнуть…

– Я Мордимер Маддердин, лицензированный инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, – представился я – но не слишком громко, чтобы не услышали лишние уши.

Я не стыжусь моей профессии, но придерживаюсь правила, что обычно следует оставаться в тени. Я человек тихий и смиренный, не ищу огласки. Стараюсь лишь служить Господу, как понимаю службу сию своим скудным разумом, и при этом ни одобрение, ни стоголосые сплетни, бегущие впереди, мне совершенно не нужны.

– Ха, – произнес Кнотт.

Без лишнего словах сел и всмотрелся в меня из-под нахмуренных бровей.

– И откуда мне знать, что вы и вправду инквизитор? – спросил он внезапно.

– Я и не прошу вас верить мне на слово, – ответил я вежливо. – Хотя нотка подозрения в вашем голосе серьезно ранит мои чувства.

Он усмехнулся одними губами, но его небесно-голубой, словно вылинявший взгляд остался холодным и оценивающим.

– Если вы и вправду инквизитор, человек, обученный искать и уничтожать всякую мерзость, возможно, у меня и найдется для вас дело.

Трактирщик пришлепал с еще одним кувшином пива и кружкой для Кнотта, поставил их на стол и быстренько ретировался.

– Не думаю, чтобы я искал для себя дело. Но если знаете нечто о колдовстве, ереси или действиях, расходящихся с учением Церкви, то ваш святой долг донести об этом ближайшему представителю Инквизиториума, – ответил я холодно. – Или же, в нашем случае, мне.

Он закусил ус и побарабанил пальцами по липкой поверхности стола.

– Выпьем, – сказал, поднимая кружку. – За что выпьем, господин Маддердин?

– А за что захотите, – ответил я и легонько стукнул о его кружку своей. – Хотя бы и за вампиров…

Он скривился, услыхав те слова, но ничего не ответил. Лишь когда отставил кружку и утер усы, тяжело на меня поглядел и пробормотал:

– Вот вы шутите, а шутить тут не над чем.

– Курнос, дорогой мой, – сказал я. – Расскажи уважаемому господину Кнотту, о скольких делах Инквизиториума против вампиров ты слыхал?

Курнос обнажил в ухмылке желтые лопаты зубов.

– Ни об одном, Мордимер.

Курнос, возможно, и не обладает острым умом, но умеет запоминать каждое слово из разговоров, пусть бы и произошли они годы назад. Это – редкий дар, и порой я даже удивляюсь, отчего добрый Господь одарил им кого-то, кто сам, без помощи вашего нижайшего слуги, не сумел бы им воспользоваться как подобает.