Молот ведьм

Кнотт внезапно засопел, но барон успокоил его едва заметным жестом левой руки. Женщина в черном всматривалась в мое лицо с почти болезненным интересом, но больше походила на мертвую: черты лица словно застыли под толстой восковой маской. Что ж, если была матерью младшего Хаустоффера, она и должна была испытывать неловкость, присутствуя при разговоре о его убийстве.

– Знаю, о чем думаешь, инквизитор, – сказал барон. – Но уверяю, что глубоко ошибаешься. Мой сын уже не человеческое существо, и его убийство или, скорее, уничтожение – поскольку он на самом-то деле не живет, – окажется для него освобождением, а для тебя – причиной гордиться собой.

– Пусть ваша милость позволит мне самому решать, чем следует гордиться инквизитору, – ответил я, не пытаясь смягчать слова. – Отвечу все так же: нет. – Я склонился еще ниже, чем в начале беседы. – Позвольте мне попрощаться с вашей милостью и пожелать вам доброго здравия.

Правда, мне было жаль так и не состоявшегося угощения, но я знал, что если проведу в замке больше времени – добром это не кончится.

– Проклятие, Маддердин, стой! – рявкнул барон, и на сей раз было хорошо видно, насколько он разъярился.

Я остановился, поскольку не хотел обострять и так непростую ситуацию. Мы сюда прибыли не для того, чтобы сражаться с воинами местных феодалов, и я надеялся, что до худшего не дойдет. Правда, кроме Кнотта, в комнате не было ни одного вооруженного человека, но наверняка барон при желании сделал бы наш исход из его дома непростым занятием. На подворье мы видели несколько вооруженных людей и несколько слуг. Мимо них мы бы наверняка прорвались, но кто знал, не появились бы на стенах лучники или арбалетчики. А убежать от метко выпущенной стрелы не так уж просто, увы.

– Как пожелает господин барон, – ответил я, снова крайне вежливо.

Он всматривался в меня взглядом василиска и посапывал. Наконец отер лицо, словно отгоняя ненужные мысли.

– Останьтесь на обед, инквизитор, – сказал примирительно. – И на десерт я представлю вам кое-что такое, что сможет изменить ваше мнение.

– Благодарю, господин барон, – согласился я, поскольку не было у меня другого выхода. – Это честь для меня.

* * *

За многие годы ваш нижайший слуга убедился, что значение имеет лишь безропотная и преданная служба Господу, а материальные блага и плотские утехи суть ничто. Именно поэтому я научился довольствоваться сухой корочкой и глотком воды, хоть и не был уверен, что для меня годится подобная диета. Но когда возможность предоставлялась, я не отказывался потешить свой аппетит.

И на что же я надеялся, отправляясь на обед к барону Хаустофферу? Да уж точно не на то, что увидел, войдя в столовую. За почти квадратным столом, покрытым вышитой скатертью, сидел сам барон, его жена и несколько нарядно одетых дворян, управитель Кнотт и человек, которого ранее я видел на замковом дворе и который почти наверняка был капитаном стражи. За спинками высоких кресел, подле каждого из гостей, стояло по паре слуг, один должен был следить за напитками, второй – за едой. Ха, едой! Уж не знаю, можно ли столь тривиальным словом назвать те деликатесы и чудеса, которые гордо высились на столе! Ибо приметил я здесь молочных поросят с легко подрумяненной шкуркой, фаршированных сомов и щуку, каплунов, нашпигованных куропаток и фазанов, украшенных настоящими перьями. В серебряных супницах исходила паром горячая уха, а ко всему тому поданы были булки, булочки и хлеба – всех цветов и форм. Перед каждым из гостей стояла собственная тарелка, серебряная и украшенная гербом Хаустофферов. Ох, милые мои, да и княжеский двор не устыдился бы подобного ужина, и я лишь жалел, что Курнос и близнецы не с нами, поскольку – как можете догадаться – их попросили поесть вместе с дворней и стражей.

Ваш нижайший слуга вошел в зал последним из гостей, что было бы непростительной бестактностью, когда бы барон именно этого и не ожидал. Увидев меня, он вежливо приподнялся.

– Се – достойный мастер Инквизиториума, господин Мордимер Маддердин, – представил меня Хаустоффер. – Он со всею любезностью обещал разобраться с тем, что у нас творится. Но пока что, моя госпожа, – барон поклонился жене, – и вы, господа, пируйте и решайте, достойны повара наказания или благодарственного слова.

Я поклонился.

– Судя по запаху, уважаемый барон, твои повара отворили нам врата в рай. По крайней мере – мне, к сожалению своему, не обладающему утонченным вкусом высоких господ и слишком часто подпитываемому лишь молитвой.

– Несомненно, насыщающей душу, – с легкой усмешкой сказал один из дворян.

– Всего лишь избавляющей от избытка плоти, – ответил я, вздыхая. – Хотя и знаю, что есть набожные монахи, которым именно молитвы хватает вместо любой еды. Но, увы, мне еще далеко до подобного рода святости.