Молот ведьм

Выпили до дна. Я, правда, предпочитаю более выдержанные вина, но и у этого был милейший привкус корений. Я взял из миски пряник в форме священника с епископским посохом и откусил ему голову. Андреас рассмеялся.

– Биарритц, – сказал я с набитым ртом. – Если желаешь отведать самых лучших пряников, следует ехать в Биарритц. Эти, местные, им и в закваску не годятся.

Он задумался:

– Слыхивал я о некоем следствии в Биарритце. Погоди-погоди, не было ли у тебя чего-то…

– Было, было, – оборвал его я. – Только вот все рассосалось. Троих сожгли, несколько десятков допросили, нескольких лишили имущества, чуть-чуть церковных покаяний, пара недель прощеных месс и процессий, – пожал я плечами. – Ничего особенного. Но колдунья была настоящей.

– Зато здесь – что-то особенное, – теперь Андреас наполнил наши кубки. – И обещает стать еще более интересным. Вообще же, – он перешел на шепот, – если найдешь в Виттингене колдунью, неделю будешь столоваться за мой счет в лучшем трактире.

– Начни сначала, прошу.

– Ладно. – Он потер пальцем кончик носа. – Но давай сперва выпьем, – поднял кубок. – За что на этот раз?

– За справедливость?

– Прекрасный тост, – поддержал Андреас, и мы ударили кубками.

Выпили до дна, и Кеппель сразу же наполнил кубки до краев.

– Ого, волшебная чаша, – пошутил я. – Наполняется раньше, чем успеваю об этом подумать.

– Монашки, – постучал он костяшками о стол. – Думаю: начать с той мещанки или с монашек?.. Ну, давай с монашек. Ладно. Значит, дело было так. В монастырь ипполитанок[24] хаживал этакий попик-исповедник. Ну и, как положено попику-исповеднику, трахал нескольких славных сестриц.

– День за днем, – пробормотал я.

– Верно. Но одна из девочек пожаловалась аббатисе, та – настоятелю исповедника, и все в конце концов дошло до местного епископа…

– Обозлилась за то, что приласкал ее или что не приласкал?

– У попика были специфические вкусы, – усмехнулся Кеппель. – Более подходящие для общения с молодыми мальчиками…

– Ах, вот оно как.

– Да, так-то вот. Впрочем, чему удивляться, ему есть на кого равняться. В конце концов, мы оба знаем, кто обожает охотиться с молодыми дворянчиками, а после – нежно париться с ними в баньке…

Была это очевидная аллюзия на всем известную слабость Святого Отца, при дворе которого карьеру делали именно на охоте и в бане, а не в церкви или за рабочим столом. Но я решил сделать вид, что не расслышал этого замечания.

– А кроме того, у монашки начались видения и приступы бешенства, – продолжил Кеппель. – Кричала, что была осквернена Сатаной, который явился в образе мужчины… – рассмеялся он. – Как будто Сатане нужно прибегать к подобному коварству, а, Мордимер?

Я неопределенно мотнул головой.

– Но все так бы и закончилось, если бы не одна мещанка. Прости, не упомню имени, но она – жена известного здесь красильщика. Фортуна распорядилась так, чтобы исповедовал ее тот самый попик, и она обвинила его в том, будто овладел ею во имя Сатаны, подговаривал к грешным делишкам и к отречению от Господа.

– О, – сказал я. – Это уже кое-что.

– Начали следствие. Взялись за него местные инквизиторы, ты еще встретишься с ними, вежливые ребята. Ты ведь знаешь, Мордимер, бабские безумия, зависть, интриги, всякая там хрень, коротко говоря. Вожжей им – и делу конец. Священника в монастырскую тюрьму – ну или сожгли бы, в худшем случае. И все закончилось бы. Но…

– Появился его милость каноник.

– Верно! – Кеппель поднял кубок. – За что теперь?

– За закон?

– Еще лучший тост. – Мы выпили, и я закусил вафлями.

Кеппель принялся открывать следующую бутылку. Такой темп меня не испугал, ибо Господь Бог в милости своей одарил меня крепкой головой, и я лишь надеялся, что коллега-инквизитор выдержит питие настолько же хорошо.

– На чем это я… Ах, да, каноник. Приехал в Виттенген с несколькими клириками, личной охраной и грамотами из Апостольской Столицы. Начал с того, что взял на пытку не только исповедника, но и монашку с женой красильщика…

– Весьма умно. В конце концов те, кого пытают, всегда позволяют расширить число обвиняемых, – пошутил я.

– Ну. Так все и случилось. Теперь у нас почти сотня людей в тюрьме, запрет на выезд из города без грамоты от каноника, допросы с утра до вечера, а кроме того, ежедневные мессы, процессии, бичевания… – Он махнул рукой. – Один огромный балаган.

– Представляю себе.

– Не думаю, что представляешь. – Он смотрел на меня внимательно. – И не думаю, чтобы ты представлял, что так вот можно воспринимать инквизиторов. Йохан Китель, он руководил местным Официумом, – пояснил Андреас, увидев мой вопросительный взгляд, – пытался протестовать. Ну и скоренько получил вызов…

– В Хез, – пробормотал я.

– Нет, Мордимер! Не в Хез. В Апостольскую Столицу! И донесли до нас, что ждет допроса Святого Отца. В Замке Ангелов. Поэтому, понимаешь, никто больше и не протестует, все стараются не переходить господину канонику дорогу.

– Понимаю, – сказал я. – И не понимаю.

– А это – как и все мы, – пожал он плечами и снова налил. – За что теперь? – глядел на меня уже блестящими глазами.

– За счастливое завершение, – предложил я, и мы одним духом выпили.