Молот ведьм

– Его Преосвященство в конце августа или в начале сентября каждого года ездит на месяц к термальным водам. Говорит, помогают от его подагры. Поэтому он подготовил бумаги на предъявителя, на случай, если бы Готтштальк умер до того, как покинет Хез. Тогда документ вручили бы другому, заранее выбранному инквизитору, и не нужно было бы терять время на долгое путешествие курьеров туда и назад.

Андреас только пожал плечами.

– Может, и так, – сказал безразлично. – Неважно почему, важно то, что из этого следует. Мордимер, дьявол тебя подери, ты не будешь один. Если решимся использовать эти бумаги, ты ведь понимаешь, что в случае неудачи ни для кого не будет тайной, кто тебе их дал.

– Перед лицом несомненно близящейся перспективы отправиться в тюрьму меня нисколько не утешает тот факт, что ты окажешься в соседней камере, – сказал я раздраженно. – Ох и достал же вас его милость каноник!

– Я и не отрицаю личные мотивы, – нервно дернул он плечом.

– И сколько тебе предложили? – спросил я, а он побледнел.

– Т-ты о чем?

– Бургомистр? Или кто-то из влиятельных людей совета? Кто-нибудь из цехмайстеров? Сколько дают за то, чтобы прекратить это безумие?

– Я поделюсь с тобой по справедливости, – прошептал Кепплер через мгновение.

– Ага. А я на это куплю себе золотые цепи и камеру вымощу мрамором, – сказал я с издевкой.

– Спасешь город. И жизни сотен невинных людей.

– Андреас, – прервал я его. – А кому есть до этого дело? Не сказал ли сам Иисус Апостолам: «Убивайте их всех, Отец узнает своих»[26]? Кем ты меня считаешь? Идиотом? Странствующим рыцарем? С точки зрения мира существует или нет сей город, значит не больше, чем то, существует ли песчаный замок в волнах прилива… – Я оборвал себя на миг. – Меня, дорогой мой брат, беспокоит кое-что другое. И когда бы ты меньше внимания посвящал набиванию собственного кошеля, то, возможно, тоже понял бы это.

Он поднял на меня вопросительный взгляд и был настолько сконфужен, что даже не обиделся.

– Именно, милый Андреас: чтобы возбудить страх, можешь наказывать всех. Виновных и невиновных. Все равно кого. Но если ты должен возбудить сладчайший страх Божий, обвинение должно иметь реальные основания. Наказание пяти, шести, десяти людей принесет больше пользы, чем террор, развернутый против сотен. Ибо слишком многие тогда будут знать, что их семьи, друзья или соседи обвинены и осуждены несправедливо. А тогда, зная о невиновных жертвах, могут даже начать сочувствовать настоящим ведьмам и истинным еретикам. Поскольку, когда виновны все, то невиновен никто. Понимаешь ли, о чем я говорю?

– Мне кажется, да, – громко сглотнул он. – Думаю, что понимаю.

– Тогда я сделаю то, о чем просишь. И не ради денег мещан, ибо если посмеешь принять те деньги, собственными руками вздерну тебя на ближайшем дереве. – Когда я произносил эти слова, лицо Андреаса исказила гримаса, но мой коллега-инквизитор благоразумно решил промолчать. – Сделаю это, ибо в сердце моем пылает жар истинной веры. И я не хочу, чтобы такие люди, как каноник Тинталлеро, эту веру уничтожали, – прервал себя, взглянул на него и добавил резким тоном: – А кроме того, я не желал бы видеть на твоем лице это сомнение…

– Да, Мордимер. То есть нет, Мордимер. Ты с кончика языка снял мои собственные слова… Поверь мне, что…

– Заткнись, – приказал я ему. – Я еще не закончил. Желаю от тебя и остальных беспрекословного повиновения, а от тебя – еще и сохранения тайны. И тотчас прикажешь отослать людей Готтшталька, но не в Хез. Куда-нибудь в другое место. Куда-нибудь настолько далеко, чтобы никто не узнал, куда они направились.

– Конечно, – кивнул он.

* * *

Курносу и близнецам я приказал ждать снаружи, сам же вошел в ратушу бок о бок с Андреасом Кеппелем и двумя братьями-инквизиторами из местного отделения Святого Официума. Были это Йоханн Венцель и Хайнрих Вангард, оба молодые, крупные, светловолосые, куда больше напоминавшие купеческих сынков, чем инквизиторов. Но все мы были в официальных одеждах, поскольку и миссия, с которой мы прибыли, была предельно официальной.

Мы знали, что каноник всякий день участвовал в святой мессе в небольшой церковке на первом этаже, а потом завтракал вместе с ближайшими соратниками в зале на втором. Как я слышал, они не слишком заботились о посте и умерщвлении плоти, а слуги ежедневно приносили вина и пищу из славного кухней дома купца Вильдебрандта, цехмайстера бархатников. Сей же Вильдебрандт, вместе с женой и дочкой, вот уже много дней гостил в уютных подвалах ратуши, в то время как каноник довольствовался запасами его ледников и погребов, а также – талантами его великолепного повара.

В дверях стояла вооруженная мечами стража отца каноника. Двое плечистых прыщавых парней в кожаных доспехах.

– Его милость завтракает! – рявкнул один из них. – Можете подождать там, под стеной, – махнул пренебрежительно рукою.