Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Хорошо известно, что бережливость составляла часть так называемой протестантской этики. С ее помощью торговец уходил от двойного упрека – в алчности и в мотовстве, которые, по мнению Данте, происходили от недостатка веры в благость судьбы. Отказываясь иметь больше необходимого, он вновь вкладывал оставшийся у него излишек в оборот общего капитала, чтобы он сам и другие могли получить новые товары. Политическая экономия Августинской эпохи предполагала, что коммерсант – а тем более финансист – должен доказать свою способность проявлять гражданскую добродетель в том же смысле, в каком мог землевладелец. Последнего, обеспокоенного лишь улучшением надела, который ему предстоит оставить наследникам, легко представить в роли участника гражданской жизни, связывающей его личное благо с благом общества. Гораздо труднее приписать эту роль тому, кто постоянно занят обогащением в процессе обмена суммами придуманных знаков. Гражданской добродетелью торговца могла стать бережливость. Усматривая в обращении товаров благо для общества, он своей бережливостью и повторными вложениями демонстрировал стремление подчинить личные желания общественному благу общества, доля собственности в котором служила ему наградой. Вполне возможно, что именно участники этих дебатов, происходивших в первой половине XVIII века, открыли «протестантскую этику», если не изобрели ее. Вне зависимости от того, утвердилась ли она к тому времени в сознании людей, полемисты могли оказаться первыми, кому она понадобилась в публичной дискуссии. Однако в интерпретации Давенанта эта мораль была лишена какой-либо присущей ей материальной основы. От торговца требовалась бережливость, свойственная первобытному землепашцу (о которой тому не надо было напоминать); его призывали подражать естественному человеку, отказавшись от своей искусственной личности; наконец, следовало сделать это так, чтобы ограничить негативные последствия его собственной деятельности. Предписанная ему добродетель не была выработана им самим и принадлежала ему лишь условно.

III

Анализ макиавеллиевской экономической теории, изложенной Давенантом, подводит нас к моменту, когда мы можем построить модель морального отношения к земле, торговле и кредиту со стороны «придворной» партии и партии «страны», вигов и тори эпохи Вильгельма III, Анны и Георга I. Эти авторы, как уже понятно, выступали преемниками представителей гражданского гуманизма: во-первых, их интересовала тема добродетели как морального и материального основания социальной и частной жизни, а во-вторых, они обращались к Макиавелли и Харрингтону, дабы сформулировать категории, в которых можно было бы говорить о ней. Наконец, они способствовали быстрому развитию неоклассицизма в британской политической теории. Подобно гуманистам Кватроченто, они не были постоянны в своих политических убеждениях. Свифт, Давенант, Дефо – не станем перечислять дальше – в разные периоды своей жизни примыкали к разным лагерям. Опять же, как в случае с их предшественниками, стремясь найти объяснение частым сменам публичной позиции, лучше не пытаться анализировать проблемы идейной преданности и последовательности, выгоды и честолюбия, а признать, что их риторика была весьма неоднозначной и изобиловала альтернативами, конфликтами и противоречиями, которые они прекрасно сознавали, но в ловушки которых иногда сами попадали. Разбор громкой полемики о «земельном» и «денежном» имуществе между журналистами и публицистами эпохи королевы Анны показывает, что не существовало чистых догм и простых оппозиций и что почти не было утверждений и предположений, которые бы не использовались в различных целях, авторами, занимавшими разные позиции.